Психология влечений человека - [34]

Упомянутые клинические явления объяснимы как следствие только самого голодания, тогда как причины последнего нужно, естественно, искать в патологии лич­ности.

Это были клинические наблюдения, проведенные на людях, которые переживали голодание в условиях, если так можно выразиться, естественных. Экспериментальные ис­следования влияния голода на человека проводились в США во время второй мировой войны на 32 доброволь­цах. Они были подвергнуты трехмесячному наблюдению, а затем было применено шестимесячное строгое ограниче­ние количества пищи; после этого вес их уменьшился в среднем на 25%. Были проведены тщательные физиоло­гические и психологические исследования, установившие значительную разницу между испытуемыми. Независи­мо от этих различий у всех наблюдалось ощущение боль­шой слабости. Появились головные боли, раздражитель­ность, безразличие к сексуальным вопросам, возрос ин­терес к кулинарным книгам и иллюстрациям, изобража­ющим еду. Во многих случаях понизился этический са­моконтроль. Наблюдались дурные манеры во время еды — чавканье и вылизывание тарелок. Самое интересное, что исследования при помощи тестов не показали пониже­ния уровня интеллекта, хотя было установлено, что ис­следуемым значительно труднее принимать решения и осуществлять запоминание (Кейс, Брозек, 1950, цит. по: Мунн, 1956, стр. 88).

Шиле и Брозек (1948) в результате клинического наб­людения той же самой группы установили, что продол­жительное неудовлетворение потребности в пище (нераз­рядка напряжения, связанного с пищевой потребностью) вызывает те же самые последствия, что и продолжитель­ная фрустрация других потребностей, а именно невроти­ческие нарушения. Изменения эти были отчетливо видны при анализе результатов исследований по Миннесотской многофазной диагностической шкале — MMPI (Брозек, Йенас, 1956). Авторы ничего не пишут о стойких изме­нениях личности, но при оценке результатов этого экспе­римента следует помнить, что испытуемые были доброволь­цами, они знали, что находятся под постоянным врачеб­ным контролем, что жизни их не угрожает опасность и, по-видимому, все другие их потребности, кроме пищевой, удовлетворялись нормально. Это свидетельствует о том, что изменения личности, возникающие в период продол­жительного голодания и после него, являются следствием не только неудовлетворения потребности в пище, но и все­го сопутствующего голоданию комплекса условий.

Приведу также результаты моих наблюдений, правда требующие подтверждения, но уже на данном этапе поз­воляющие выдвинуть гипотезу, которую можно считать одной из попыток решения этого вопроса. В первые годы после войны встречались люди, на протяжении ряда лет много раз оказывавшиеся на грани голодной смерти. Можно было заметить, что поведение их характеризова­лось своего рода навязчивой идеей, выражавшейся в их отношении к пище — главным образом к хлебу и жирам, — а именно в ненужном запасании большого количества продуктов, специфическом возбуждении при виде хлеба в булочной и т. д. Создавалось впечатление, что во время продолжительной фрустрации пищевой потребности как бы фильтровались некоторые элементы поведения, имеющие отношение к пище. Картина эта напоминает результаты исследований экспериментальных неврозов, связанных с фрустрацией пищевой потребности (например, Майер. 1945).

Теперь, двадцать лет спустя, эти явления у данной группы людей значительно уменьшились или даже исчез­ли полностью. Однако продолжают встречаться люди, у которых вопросы питания преобладают в такой степени, что это обращает на себя внимание окружающих. Свое осо­бое отношение к вопросам питания эти люди связывают с переживаниями военного времени. Самое интересное, одна­ко, то, что анализ их биографий показывает, что они, соб­ственно, никогда не испытывали тяжелого голода, выража­ющегося в явлениях, описанных Богданович. В самые тяжелые минуты они всегда располагали определенным минимальным запасом, который позволял им хотя бы ча­стично удовлетворить сильный голод. Это были в конечном счете периоды продолжительностью самое боль­шее несколько недель. Общим для всех этих людей, как можно судить на основании их рассказов, был не столько голод, сколько страх перед голодом. Они видели вокруг себя голодающих, слышали невеселые рассказы, а ос­тальное дорисовывало их воображение. Страх перед голо­дом преследовал их при каждом приеме пищи, при каж­дом новом ограничении, введенном оккупантами. Продол­жительное существование в состоянии страха перед голо­дом является, как можно вывести из этих наблюдений, фактором более деформирующим, чем сам голод.

Гипотеза эта требует, конечно, дальнейших исследо­ваний, тем не менее она подтверждается рядом других наблюдений, свидетельствующих о том, что ожидание последствий фрустрации действует иногда сильнее, чем сама фрустрация. Примером может служить преждевре­менная смерть потерпевших кораблекрушение, описанная Бомбаром (см. следующий раздел), а также значительно худшее психическое состояние людей, переживших бом­бардировку в убежищах, по сравнению с людьми, выпол­нявшими работу под непосредственной угрозой опасности, и значительно более частые невротические нарушения у солдат второй линии обороны, чем у солдат на передовых позициях. Наблюдения Нелькена (1934) и Медыньского (1934) показывают, что на войне неврозы редко возника­ют у тяжелораненых и искалеченных, а почти исключи­тельно у физически здоровых и легкораненых. Обраща­ет на себя внимание также и отмечаемое хирургами травматизирующее влияние ожидания часто откладывае­мой операции.