Психология в кино - [70]

Гештальт-терапия несколько иначе расставляет акценты: у сегодняшнего невротического поведения действительно есть причины в прошлом, но проблемы невротика актуальны для него в настоящем, потому что он в своей нынешней жизни разными способами не дает себе эффективно контактировать с миром, удовлетворять насущные потребности и жить во всей полноте.

Нас не столько интересует, что послужило причиной его невротического поведения, сколько то, какими способами невротик останавливает свою энергию и развитие сегодня. Более того, Перлз считал, что «копание» в прошлом само по себе может вылиться в невротическое оправдание поведения в настоящем: «Я срываюсь на свою жену, потому что властная мать в детстве ущемляла мои интересы».

Гештальт-подход ближе к структуре, которую Джон Труби называет «юнгианской»: в жизни редко бывает одно-единственное событие, которое полностью определяет характер человека. Человек и окружающая среда взаимозависимы – мы формируемся тем полем, в котором живем и развиваемся, и одновременно трансформируем его. В такой структуре историй важнее контекст, в котором существует герой и то, как он взаимодействует с другими людьми и с миром; нам не столь интересны его травмы из прошлого, сколько то, какие силы управляют его поступками сегодня. И если речь идет о травмах, незавершенных ситуациях прошлого, то недостаточно просто раскрывать их в ходе сюжета – герою важно пережить их заново «здесь-и-сейчас». То есть прошлая травма должна воспроизвестись в настоящем, настигнуть героя в его нынешней жизни и развернуться во всей полноте в ходе сюжета. Но, повторюсь, это не является обязательным в структуре нового типа, которую Труби называет «юнгианской».

В качестве примера можно привести часто упоминаемый в книге «День сурка»: нам совсем не рассказывают о прошлом героя и о том, почему он стал таким, каков он есть. Авторам и зрителю гораздо интереснее, что управляет его поступками сегодня. Мы не разбираемся в прошлом героя, а вместе с ним переживаем его настоящее, в котором он шаг за шагом меняется, от ригидного, закостенелого, стереотипного способа контакта с миром приходя к полнокровной настоящей жизни.

Глава 6 Внутренний конфликт и арка изменений героя

6.1. Противоречивые потребности: внутренний конфликт героя

Внутренний конфликт – это столкновение двух мощных по силе, но несовместимых тенденций (желаний, намерений, потребностей, идентичностей, представлений о себе и т. д.), обе из которых важны для героя. Часто внутренний конфликт заключается в наличии двух несовместимых потребностей или возникает из-за того, что потребности, желания или чувства героя входят в противоречие с его убеждениями, представлениями о себе или ценностями, с его характером.

Фил из «Дня сурка» хочет завоевать сердце Риты, но этого невозможно добиться без искренности, что противоречит его привычному характеру и представлениям о себе. Ричард Гир в «Красотке» выбирает между внешним безупречным нарциссическим фасадом и своими чувствами к проститутке, благодаря отношениям с которой он получает шанс актуализировать подлинного себя. Катерина в фильме «Москва слезам не верит» выбирает между ценной для нее независимостью, которая является большим ее достижением, и своими отношениями с Гогой, неспособным принять ее силу и властность.

Внутренний конфликт может заключаться и в противоречии между драматургическим желанием героя и его потребностью (если структура истории подразумевает такое противоречие). Например, потребность Тома в «Воине» приводит к тому, что он должен проиграть брату финальный бой. И это входит в конфликт не только с его желанием и целью (достать денег за счет победы в бою), но и с его характером.

Часто внутренний конфликт героя драматургически выражается в столкновении истинной потребности и изъяна. Чтобы реализовать потребность, ему необходимо преодолеть невротические оковы характера, поскольку его потребность конфликтует с привычными представлениями о себе – невротическими защитами.

Если я нуждаюсь в чем-то и никак не останавливаю себя в реализации своей потребности, то в этом нет конфликта, а значит, и драматургического потенциала. Если же для реализации одной потребности мне нужно отказаться от другой или от важного убеждения о самой себе, то в точке столкновения этих противоречий возникает драматургическое напряжение.

Для примера вернемся к циклу контакта. На уровне конфлюэнции любая индивидуальная потребность человека входит в конфликт с его отношениями с тем, с кем он слит. В ситуации слияния сделать выбор в пользу своих личных целей – значит предать другого, а отказаться от своих целей во имя отношений – значит предать себя. Тем не менее в военном обществе первый выбор будет считаться «правильным», а в нарциссическом предпочтение зрителя будет на стороне второго выбора (о «правильности» выбора речь пойдет ниже).

В ситуации интроекции потребности человека могут входить в конфликт с его убеждениями в том, что «так нельзя», «хорошие девочки так себя не ведут» или «это не по-мужски» и т. д.

Напомню: творческое приспособление становится невротическим механизмом, когда вступает в противоречие с актуальными потребностями человека и лишает его выбора. Смысл невротических механизмов в том, что человек действует стереотипно и ригидно, вразрез со своими потребностями и истинными чувствами. Герой, смысл путешествия которого заключается в освобождении от невротических оков, поставлен перед необходимостью сделать крайне сложный выбор.