Психология в кино - [54]

Если слияние как способ отношений с миром превращается в привычку, а человек так и не проходит сепарацию, то он не обнаруживает свои границы и не формирует собственное «Я». Чтобы жить в слиянии, он учится блокировать свою чувствительность, игнорировать различия, становится глухим к своим потребностям и может существовать, только если ассоциирует себя с «Мы».

Если обратиться к циклу контакта, то прерывание происходит еще в самом начале фазы преконтакта (рис. 5.2): ощущения не распознаются, сигналы блокируются, потребность не выделяется, энергия и возбуждение не растут. То есть процесс удовлетворения своих потребностей не происходит – человек попросту не умеет их выявлять. В психологическом смысле он попросту не проживает свою жизнь.

Очень частая для постсоветских стран история – семья, состоящая из матери-одиночки и ребенка. Поскольку в семье нет здорового треугольника и в нужный момент мама не переключается на папу, то ее связь с ребенком не ослабевает и они продолжают существовать в слиянии. Бывает и наоборот: папа есть, но мама плотно слита с малышом, и через несколько лет, если ситуация не меняется, папа устает жить на периферии семейной системы и уходит из семьи вместо того, чтобы попытаться что-то изменить. Уход отца только усугубляет ситуацию – мать «утоляет» свое одиночество ребенком, который становится ее символическим партнером. Такое бывает и в полных семьях, где папа остается на периферии, дистанцируется от жены с ребенком, которые образуют симбиоз на долгие годы. Мне не раз приходилось слышать от мам фразы: «Мы закончили школу», «Мы поступили в институт», «Мы вышли на новую работу». Для матери жизненно важно сохранять это «мы» – она за долгие годы разучилась жить своей жизнью, и отделение ее страшит. Для выросшего же ребенка продолжать это слияние – значит отказаться от своей жизни, психологически «умереть».

Ребенку, растущему в условиях конфлюэнции, попросту небезопасно проявлять свои индивидуальные потребности, и слияние становится творческим приспособлением в его отношениях с мамой – его чувствительность к своим эмоциям и желаниям «отмирает» за ненадобностью. Цена за индивидуацию высока – часто речь идет о здоровье и даже о жизни матери.

Отношения в слитой паре регулируются связкой чувств «вина/обида». Как только один делает попытку выхода из слияния, второй тут же пытается вернуть его обидой: первый сразу чувствует вину, и чаще всего это останавливает его отделение.

Обида и апелляция к чувству вины может носить разные формы, например выглядеть как сердечный приступ. Сколько матерей начинают тяжело болеть, когда их дети делают попытки сепарации. Это культурные коды постсоветского пространства с коммунальным прошлым, в котором понятия «границы» попросту не существовало. Увы, во многих семьях по умолчанию «уйти в свою жизнь» означает «убить мамочку».

Поскольку зачастую вертикальная сепарация (отделение от родителей) не происходит, а жить как-то надо, то ребенок, став взрослым, попросту «перепрыгивает» из одного слияния в другое, то есть сразу заключает брак. Естественно, не обретя своих границ, он любые значимые отношения выстраивает по типу слияния, образуя новое «Мы» с супругом. Мать, как правило, не смиряется с такой ситуацией, вступая в жесткую конкуренцию с мужем или женой своего великовозрастного ребенка. Мне известно много анекдотических и одновременно трагичных примеров таких слитых отношений.

В одном случае мать после совместного ужина, выждав полчаса, «чтоб наверняка», распахивала дверь в спальню молодых супругов, врываясь с вазой фруктов: «Я вам витаминки принесла. Ох, открою окно, как у вас тут душно… Вася, слезь с моей дочери – ты же ее раздавишь, она у меня хрупкая, а ты вон какой боров!»

В другом случае мать предпочитала оставлять дверь в туалет открытой и беседовать в процессе его использования со своим сыном, который садился снаружи на стул рядом с дверью, – так у них с детства было принято. И обоих очень удивляла негативная реакция на это со стороны жены сына.

Давайте рассмотрим, что происходит с человеком, который выстраивает отношения с миром по типу слияния. Такой человек не проживает «свою» жизнь, так как не сформировал собственную автономию и всегда является частью чего-то большего, растворяется в потоке общих интересов и желаний. Он плохо знает себя и живет без энергии, на монотонно низкой ноте, ему неведомы драйв и радость, он ничего не хочет и его ничто не возбуждает. Это история из разряда «все побежали, и я побежал»: он плачет не потому, что ему грустно (он на самом деле не знает, что он чувствует), а потому, что плачет кто-то рядом, и смеется не потому, что ему смешно, а потому, что вокруг все хохочут. Он не выделяется из окружающей среды, сливается с ней.

Существует такое понятие – алекситимия, которое обозначает неспособность человека распознавать свои телесные ощущения, эмоции, внутренние переживания, узнавать и называть свои чувства. Вторичная (приобретенная) алекситимия есть результат длительного пребывания в условиях, когда выделяться из окружающей среды было небезопасно. Алекситимия лежит в основе многих расстройств – избыточного веса, зависимостей от психоактивных веществ, психосоматических заболеваний.