Психология убийства - [41]

Существуют и иные взгляды на природу, мотивы и характер убийств. Один из них сформулировал А. Камю. Он писал, что мы живем в эпоху мастерски выполненных преступных замыслов. Современные правонарушители давно уже не те наивные дети, которые, умоляя простить их, ссылались на овладевшую ими страсть. Это люди зрелого ума, и неопровержимым оправданием служит им философия, благодаря которой даже убийца оказывается в роли судьи. В былые наивные времена, когда тиран ради вещей славы сметал с лица земли целые города, когда прикованный к победной колеснице невольник брел по чужим праздничным улицам, когда пленника бросали на съедение хищникам, чтобы потешить толпу, тогда перед фактом столь простодушных злодейств совесть могла оставаться спокойной, а мысль ясной.

Думать подобным образом значит исходить из того, что раньше люди были наивны и жили иными страстями и эмоциями, что уровень их интеллектуального развития был более низким по сравнению с нынешним, а поэтому они не могли хитроумно замыслить и мастерски выполнить свои преступные планы, в общем не отличались зрелым умом, что в давние и не столь давние годы они не создавали философию, оправдывающую убийство, что тогда их совесть не пробуждалась при виде злодейств, которые А. Камю называет простодушными. И сейчас значительное число убийств совершается по страсти, неистовой, рвущей сердце, когда помутненный разум не видит никакого другого выхода, кроме уничтожения. И сейчас некоторые убийцы во вполне цивилизованных странах своими действиями напоминают первобытных людей, поэтому даже те, кто приказывал бросать пленников на съедение хищникам, в сравнении с ними показались бы вполне интеллигентными людьми.

Совесть оставалась спокойной, а мысль ясной и у тех, кто в XX веке запускал в действие лагеря смерти, организовывал уничтожение своего и чужих народов, в частности массовые расстрелы для устрашения других. Сталинская и гитлеровская машины репрессий действовали абсолютно хладнокровно, как если бы речь шла не об убийстве людей, а о забое скота. В 30-х годах, когда миллионы советских людей гибли от голода, пуль и невыносимых условий жизни в концлагерях, Сталин, как всегда, был спокоен и уравновешен, работал по установленному им графику, принимал посетителей, проявлял внимание к семье, посещал театр. И у миллионов так называемых советских людей, занятых строительством коммунизма, совесть тоже оставалась спокойной, а мысль ясной. Оттого никто — ни тогда, ни в последующие годы — никогда ни в чем не каялся. Нацистские главари были очарованы безотказно действующим конвейером смерти, который они создали, большевистские — готовностью одних убивать, а других — быть убитыми.

По мнению Э. Фромма, появление человеческой деструктивности, частным выражением которой является убийство, относится скорее к истории, чем к предыстории, а человек отличается от животного именно тем, что он убийца. Это, безусловно, верно, но нельзя удержаться от того, чтобы не вспомнить, что и животные лишают других жизни, чтобы выжить самим. Разве мало общего между схваткой самцов из-за самки и дракой и убийством соперника среди людей или убийством из так называемой ревности? Можно привести ряд сексуально окрашенных уголовно наказуемых поступков, прямые аналоги которых можно обнаружить в поведении животных, например, эксгибиционизм, т.е. выявить корни этих поступков в предыстории человечества. Под предысторией можно понимать и тот период, когда люди представляли собой лишь первобытное стадо с самыми примитивными зачатками организации, но нет никаких оснований думать, что тогда не имело места смертельное насилие. Легенды и мифы разных народов убедительно говорят о том, что все это было.

Между тем не вызывает сомнений утверждение Э. Фромма, что если бы человеческая агрессивность находилась на таком же уровне, как у других млекопитающих (например, хотя бы наших ближайших родственников — шимпанзе), то человеческое общество было бы сравнительно миролюбивым. Но это не так. История человечества дает картину невероятной жестокости и деструкции, которая явно во много раз превосходит агрессивность его предков. Но тот же Э. Фромм признает, что животные также проявляют чрезвычайную, ярко выраженную деструктивность, когда нарушается равновесие в окружающей среде. Совершенно так же поступают и люди, когда во внешних условиях появляется нечто, что угрожает им. Вообще из работ Э. Фромма не очень ясно, что он подразумевал под предысторией человечества. Думаю, что при всех условиях это не животные, которые предшествовали появлению человека, а, возможно, то, что охватывается переходным периодом от них к человеку.

Современные социальные ископаемые дают нам убедительные доказательства того, что никаких иллюзий в отношении первобытных народов строить не следует. В сообществе, обреченном на примитивную борьбу за жизнь, уровень жестокости не ниже, чем в том, которое может позволить себе признание достоинства своих членов. Если же их достоинства признаются в разной степени (например, во многих тоталитарных странах), а общий уровень тревожности велик, то этим двум обстоятельствам будут соответствовать значительные масштабы жестокости, как горизонтальной, так и вертикальной.