Психология религии - [69]
Когда в детстве нам с сестрой мать устраивала елку, на которую приходил Дед Мороз, это была радость, воспоминания о которой не стерли годы. Потом я понял, что рождественская елка, как и сам праздник рождества, это религиозный предрассудок и в 20-х годах с презрением смотрел на единичные, блестящие огоньками елки, как на «осколки разбитого вдребезги». А вот когда стал подрастать сын, мне стало грустно и стыдно, что я не могу дать ему сверкающего праздника и детской радости, которую доставляла мне мать. И я от души сказал спасибо Павлу Петровичу Постышеву, который письмом в газету «Правду» в декабре 1935 года реабилитировал детский праздник новогодней елки.
А ведь вначале некоторые горе-педагоги не только елку «отменили», но и настаивали на большем:
— Предлагаем заменить народные нереальные, фантастические сказки простыми, реальными, взятыми из мира действительности и природы, — писали они в журнале «На путях к новой школе» (1924, № 1, стр. 152).
Ну разве в том дело, что исторически украшение елки связано с религиозным культом деревьев, а танец вокруг елки и песня «В лесу родилась елочка» — чистейший пережиток ритуального танца культа деревьев? Деда Мороза за рубежом называют Санта-Клаусом — святым Николаем. Но все же я уверен, что и в коммунистическом будущем дети будут танцевать вокруг елки и сияющими глазами смотреть на Деда Мороза.
Любые народные обряды, являющиеся нейродинамическими стереотипами, легко приобретают незаконченную, условную ритуальную форму и могут получать нагрузку религиозной идеологии. Но ритуальность, как мы видели, может быть и в войсковых обычаях, и в детских играх. Значит, надо различать форму обряда и его идеологическую нагрузку.
Советский Дед Мороз, не отличаясь от Санта-Клауса по обрядной форме, освободил эту форму от религиозной идеологии, сохранив психологию сказки.
На наших глазах советский народ вкладывает новый смысл в старые обряды, создавая, например, комсомольские свадьбы. Восстанавливается и ряд старых безрелигиозных обрядов, например торжество встречи дорогого гостя хлебом-солью, обряды праздника первого колоса, «приступая к уборочной кампании», и праздника урожая, как «отчета об окончании уборочной кампании».
Я взял в кавычки два канцеляризма и думаю, что каждый читатель сам и без кавычек почувствовал бы, насколько они эмоционально отличаются от содержания соответствующих праздников.
А в ряде случаев старый по содержанию обычай приобретает совершенно новые формы. Ведь по существу не чем иным, как психологической аналогией инициации, является обряд «принятие в рабочие» подростка, пришедшего на завод, или обряд встречи пополнения воинской части.
Праздник, торжество и связанный с ними обряд всегда были и будут нужны народу. Счастье человечества в том и проявляется, что, освободившись от религиозных пут, праздники, торжества и обряды становятся ярче и богаче по своему содержанию и эстетическому переживанию их.
Я хотел к началу учебного года быть уже дома, но моя «Волга» закапризничала, «искра в землю ушла», как шутят шоферы, и планы мои были нарушены. В большом белорусском селе, в которое я завернул выкупаться в озере и выпить молока, пришлось не только заночевать, но и провести 1 сентября. Но то, что я увидел как психолог, вознаграждало меня за муки как шофера.
Остановился я в доме против школы. Еще въезжая в село, я сразу обратил на нее внимание. Место для нее выбирал человек со вкусом, и она отлично «вписывалась в пейзаж». Как я потом узнал, еще в начале 30-х годов выбор этого места был целым событием, которое обсуждало все село. Так со вкусом и знанием дела когда-то выбирали в селах место для церкви. Известно, что на Руси были даже особые специалисты, которых приглашали из монастырей только для этого.
С вечера я обратил внимание на праздничную суетню около школы. Хотя казалось, что все вокруг уже давно прибрано, старшеклассники продолжали наводить порядок, посыпали дорожки песком, украшали здание флагами и гирляндами из веток. Да и по всему селу то тут, то там сновали, как муравьи, ребята. Чувствовалось, что все готовятся к празднику. И действительно, в этом селе давно уже стало традицией отмечать начало учебного года большим праздником. Эта хорошая традиция была заведена еще тем учителем, который так удачно выбрал место для школы. Она заботливо поддерживалась его учениками, ставшими сначала матерями и отцами, а теперь уже бабками и дедами. Правда, их мало уже осталось после войны, но на них сумел опереться (а может быть, и только поддержать их) вернувшийся с войны молодой учитель.
Наутро 1 сентября я увидел в этой школе многое из того, что можно было в этот день увидеть в любой другой советской школе. Первоклассники пришли с букетами цветов, они сначала жались к родителям, но вскоре выстроились в линейку против старшеклассников, оканчивающих школу в этом году. Затем состоялся торжественный вынос знамени школы (того самого знамени, которое завел в 30-х годах старый учитель, а ученики сумели сохранить во время оккупации!). Директор школы произнес краткую, но торжественную речь, а после этого мальчики и девочки возлагали цветы у мемориальной доски с фамилиями бывших учеников школы, которые погибли в боях за Родину.
Автор, известный психолог Константин Константинович Платонов, написал эту книгу… в больничной палате, где он лежал после инсульта. Написал увлекательно и просто, с большим количеством примеров, описаний необычных опытов, удивительных экспериментов. В ней сотни коротких рассказов-заметок, охватывающих три области: сознание, личность, деятельность. «Такие психические процессы, как сознание, ощущение, восприятие, представление, мышление, эмоции, воля, – говорил Платонов, – не даются человеку раз и навсегда готовыми, неизменными.
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга рассказывает об эволюции денег. Живые деньги, деньги-товары, шоколадные деньги, железные, бумажные, пластиковые деньги. Как и зачем они были придуманы, как изменялись с течением времени, что делали с ними люди и что они в итоге сделали с людьми?
Говорят, что аннотация – визитная карточка книги. Не имея оснований не соглашаться с таким утверждением, изложим кратко отличительные особенности книги. В третьем томе «Окрика памяти», как и в предыдущих двух, изданных в 2000 – 2001 годах, автор делится с читателем своими изысканиями по истории науки и техники Зауралья. Не забыта галерея высокоодаренных людей, способных упорно трудиться вне зависимости от трудностей обстановки и обстоятельств их пребывания в ту или иную историческую эпоху. Тематика повествования включает малоизвестные материалы о замечательных инженерах, ученых, архитекторах и предпринимателях минувших веков, оставивших своей яркой деятельностью памятный след в прошлые времена.
Во второй книге краеведческих очерков, сохранившей, вслед за первой, свое название «Окрик памяти», освещается история радио и телевидения в нашем крае, рассказывается о замечательных инженерах-земляках; строителях речных кораблей и железнодорожных мостов; электриках, механиках и геологах: о создателях атомных ледоколов и первой в мире атомной электростанции в Обнинске; о конструкторах самолетов – авторах «летающих танков» и реактивных истребителей. Содержатся сведения о сибирских исследователях космоса, о редких находках старой бытовой техники на чердаках и в сараях, об экспозициях музея истории науки и техники Зауралья.
Книга содержит воспоминания Т. С. Ступниковой, которая работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе и была непосредственной свидетельницей этого уникального события. Книга написана живо и остро, содержит бесценные факты, которые невозможно почерпнуть из официальных документов и хроник, и будет, несомненно, интересна как профессиональным историкам, так и самой широкой читательской аудитории.
Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.