Психология литературного творчества - [11]

4. РАСА И КУЛЬТУРА

Благоприятные социальные предпосылки и гипотетичные одарённые рода весьма часто приводились в причинную связь с другим важным фактором — расой. Историки культуры и литературы от Гердера и Тэна до наших дней привыкли искать признаки расового начала всюду, где известных наличных условий недостаточно для удовлетворительного объяснения характера целого поколения или одной замечательной личности. Граф Гобино в середине XIX в. пытался построить обстоятельную теорию о неравенстве человеческих рас, выводя из благородства или вырождения, из чистоты или смешения рас их прогресс и упадок[37]. По его мнению, если на самой низкой ступени стоят чёрные из Африки, а где-то посредине находятся жёлтые из Азии, то белые в Европе и других местах, и особенно так называемые арийцы (народы индоевропейского семейства языков), представляют собой наивысшую точку развития. Но ни идея о какой-то чистой расе, ни идея о пагубном смешении как факторе вырождения не могли устоять перед серьёзной научной критикой, так что «детерминизм крови» со всем тем, что в нём является физиологической и психологической предпосылкой величия, революции и культуры, со всем тем, что оправдывает превосходство германца и его социальное положение по отношению к южным европейцам и плебеям, оказался в конце концов только мифом, только фантасмагорией[38]. Известный расист Хоустон Чемберлен старался спасти эту идеологию, существенно изменив её основы и допустив возможность постепенного облагораживания рас путём смешения. Но что, в сущности, представляет собой раса? Является ли она чем-то коллективным или индивидуальным, физическим или моральным? По мнению Чемберлена, она есть всё это вместе взятое, при этом она — реальность, которая возвышается или приходит в упадок в зависимости от хорошей или плохой смеси и подбора. Она живёт прежде всего в собственном сознании. «Кто относится к определённой чистой расе, тот чувствует это ежедневно. Судьба его рода не отделима от него; она укрепляет его, когда его ноги подкашиваются; она предупреждает его как сократовский демон, когда он рискует заблудиться». Личность органически связана с расой, то есть со своей нацией как специфической расовой смесью, ограниченной эпохой, местом и составными элементами. Обращая свой взор к Древней Греции и к первому её великому поэту Гомеру, упомянутый фанатик расовой идеи говорит: «Только один несравнимый народ, только одна определённая, облагороженная раса могла создать этого мужа… Раса, родившая этого великого созерцателя образов, родила и изобретательного ясновидца фигур Эвклида; родила также проницательного мастера понятий Аристотеля, человека, который первым вник в систему космоса, Аристарха и так далее ad infinitum»[39]. И если Тэн, подобно Гобино и в духе учения Дарвина о видах, подчёркивает значение сравнительно чистых рас, усматривая, например, единство арийской расы, «рассеянной от Ганга до Гебридов», в том, что в различных климатических условиях и несмотря на многовековую революцию она обнаруживает «в своих языках, религиях, литературах и философиях кровное и духовное родство» [40], то Чемберлен, наоборот, подчёркивает благодатные последствия смешения рас, например, ионийцев и дорийцев с пелазгами, чему Аттика обязана своим отлично подобранным и одарённым племенем, или германцев с галлами в Бургундии, где точно так же образовалось население, вырастившее значительных личностей, или саксонцев со славянами, благодаря чему Саксония дала самых великих людей Германии и т.д.[41].

Но подобному доктринерскому предпочтению «арийской» расы следовало бы противопоставить категоричное мнение германоанглийского языковеда Макса Мюллера: «Для меня всякий этнолог, который говорил бы об арийской расе, арийской крови, арийских глазах и волосах, — столь же большой грешник, как и всякий филолог, который говорил бы о брахицефальском словаре или о долихоцефальской грамматике… Когда я говорю об арийцах, я не думаю ни о крови, ни о волосах, ни о черепе, а только о народах, которые говорят на некоем арийском языке». И германоамериканский антрополог Франц Боас точно так же считает «арийскую проблему» «чисто языковой проблемой», так что представление о каком-то основном народе, который в различных своих разветвлениях был единственным носителем арийского языка, сохраняя при этом определённый культурный тип, является совершенно произвольным и находится в противоречии с наблюдениями, касающимися возникновения и судьбы культурных народов [42].

Следует настоятельно подчеркнуть, что всё тщательно проведённые анкеты и исследования специалистов более нового времени помогли установить, что необычайно трудно и даже невозможно точно разграничить расовые элементы и слои в Европе, поэтому и крайне рискованно устанавливать прямую связь между эпосом или трагедией данного народа с тем или иным его недостоверным происхождением. Вера в «чистые расы» у европейских народов полностью отброшена, поскольку всё яснее становится, что в биологическо-наследственном смысле эти народы в доисторическое и историческое время представляли собой только расовые смешения с различным процентным соотношением у каждого из них. Разумеется, не исключено, что при этих скрещениях достигалось так называемое повышение жизненных, а часто и духовных качеств, в зависимости от счастливой комбинации расовых составов, ввиду чего наблюдается и национальный или культурный подъём в данные эпохи, не исключая и обратного случая — упадка, как следствия неблагоприятной расовой комбинации