Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции - [53]

).

Этот случай наглядно иллюстрирует изоляцию больного в результате психических изменений, вызванных последствиями травмы черепа и протекающих на фоне онейроидного сознания.

Изоляция, отчужденность, изменение отношений с окружающей действительностью отчетливо выступали в особых психических состояниях, вызванных алиментарной дистрофией в блокированном Ленинграде; своеобразие психопатологических синдромов при алиментарной дистрофии привлекло внимание ряда советских психиатров (Н. И. Озерецкий, Р. Я. Голант, В. П. Смирнов, П. Е. Вишневский и др.).

Уже до психотической стадии многие дистрофики были заторможены, проводили целые дни в постели, закрывшись с головой одеялом. Состояние сознания при алиментарной дистрофии, вначале ясное и более или менее заполненное социальным содержанием, постепенно суживается до эгоистического «Я» и пищи. Мысли о пище доставляют радость. Только она и способы ее добывания находятся в центре этого резко суженного круга интересов.

По данным Р. Я. Голант (53), вначале мучительный голод в более поздних стадиях дистрофии нередко становится не таким болезненным, интерес к пище ослабляется, и больные зачастую отказываются произвести небольшие усилия, которые нужны для приема пищи. Это состояние она отчасти объясняет адинамией, но в большей степени аффективно-волевым безразличием. В некоторых случаях безразличие в сочетании с адинамией приводит к ступору. Даже и в наиболее резких степенях сужения сознания в предпсихотических состояниях истощения от больных можно было получать ответы, но скрытый период психических реакций значительно увеличивался, а порог раздражения повышался. «Слова ко мне доносились как будто или уши были заткнуты ватой, или со мной разговаривали из отдаленной комнаты. Все окружающее представлялось далеким, как будто я смотрел через обратную сторону бинокля. Общее состояние слабости создавало ощущение, как будто я собираюсь заснуть после сильной усталости. Но все это только сравнение, то состояние, которое я испытал, трудно сравнить и понять тому, кто не испытывал его сам. Я понимал вопросы: вероятно, в большинстве случаев понимал, что надо ответить, и обычно мысленно отвечал, но ответить словесно не хватало не то сил, не то желания — было как-то безразлично, а возможно, что порой свои мысленные ответы я расценивал как словесные, понятные собеседнику».

Основываясь на преимущественном нарушении механизмов сна и бодрствования в клинической алиментарной дистрофии, Н. И. Озерецкий, как специфический, выделяет онейроидный симптомокомплекс, который, по его мнению, встречается нечасто и обычно в далеко зашедших стадиях алиментарной дистрофии. Один больной говорит: «Все как бы происходит в маскараде: люди то надевают маски, и тогда их не узнаешь, то снимают их, и тогда ясно вижу, что здесь родные и знакомые, и какие-то посторонние лица». В эти моменты измененного сознания восприятия внешнего мира претерпевали различные изменения, часто окрашиваясь фантастически. Критического отношения к этим переживаниям у больных не было, лишь немногие из них заявляли потом, что они «точно с открытыми глазами грезили наяву», «точно все происходящее в кино, причем и они сами играли при этом какую-то навязанную им роль».

Р. Я. Голант (53) приводит случай, когда на фоне онейроидного состояния сознания у больной после двухдневного продрома появился страх, ощущение присутствия какого-то «невидимки», стоящего позади. «Невидимка» забирает больную в другой мир, она теряет представление о времени, душа уходит, а тело превращается в пустой футляр.

Психопатологические изменения вследствие сложной и глубокой перестройки реактивности нервной системы под влиянием дистрофии могут возникать при воздействии дополнительных этиологических факторов (психическая травматизация, инфекция и т. д.) уже после ликвидации соматических признаков дистрофии, давая, как указывает Р. Я. Голант, в ряде случаев картины, близкие к аутизму и дающие повод к ошибочной диагностике шизофрении.

Аутистический шизофреноподобный мир переживаний дистрофиков, характер их отчуждения от внешней действительности, по нашему мнению, может служить одним из наиболее иллюстративных клинических подтверждений такого психофизиологического механизма аутизма, как неравномерное распределение различных гипноидных фаз в центральной нервной системе. В определенной степени подтверждением тому могут служить и наблюдения Фридмана (53) о смягчении бреда и аутистического мышления у больных шизофренией во время алиментарной дистрофии и возобновлении шизофренических синдромов по мере исчезновения алиментарного истощения. У здорового человека возникновение гипноидных состояний в центральной нервной системе, по всей вероятности, переживается как состояние аутизма, тогда как у больных шизофренией аналогичное перераспределение внутреннего торможения может снизить продуктивные психопатологические симптомы, как бы нормализуя состояние высшей нервной деятельности аналогично таким терапевтическим методам, как инсулиновая и электрошоковая терапия.

Синдром изоляции можно проследить и при неврозах. На «Клинических средах» И. П. Павлову был показан больной В. с жалобами на постоянные сомнения, склонность к навязчивости, фантазиям, потерю чувства реальности. У больного образовалась как бы «перегородка» от внешнего мира. Главная жалоба больного — раздвоение его внутренней сущности. «Обычно мешает спать суд над самим собой, — рассказывал больной, — и в большинстве случаев, когда начинаю мыслить о своих поступках, вырастает как бы неприязнь к самому себе, в жар бросает, душит, так что иногда приходится вставать».