Психодел - [24]

– Рождество, – сказала Мила. – Народ гуляет. А этот летит куда-то. Нет бы дома сидел, чай пил...

Борис фыркнул.

– Ты сидишь дома?

– Нет.

– А он почему должен сидеть? У тебя дела, и у него дела.

– Мы, – возразила Мила, – с отдыха возвращаемся. И по нам это видно. А этот – весь грязный, на один бок кривой, дымит, рычит, на поворотах не притормаживает...

– Спешит, значит.

– Рождество! Выходной день! Куда спешить?

– Мало ли куда. Это у нас с тобой выходной день, а мужик работает.

– Вот от таких мужиков все проблемы, – сказала Мила, пытаясь выбрать между радио «Серебряный дождь» и радио «Хит-ФМ». – От тех, кто по выходным работает.

– Я два года работал по семь дней в неделю, – возразил Борис. – Бывает, надо пахать день и ночь, потому что деваться некуда.

Он опять попытался совершить обгон и опять не смог. Мила демонстративно пристегнулась. Крупно намалеванный на заднем борту грузовичка номер состоял из семерки – мягкого, глупого знака, любимой цифры всех суеверных болванов – и двух гадких шестерок; вся комбинация представлялась несимпатичной. Шестьсот семьдесят шесть, так можно клеймить дураков.

– О боже, – вздохнула Мила. – А не надо, милый мой, влезать в такие ситуации, когда деваться некуда. Я тоже пахала день и ночь. Когда мне двадцать лет было. Потом оглянулась – жизнь проходит! Столько всего интересного, а у меня перед глазами один Exсel. И ведь никто меня не подгонял, не заставлял. Шеф сам говорил: «Люда, не рви жопу...»

– Так и говорил?

– Да.

– Наверное, ему просто нравилась твоя жопа. И он сам мечтал ее порвать.

– Нет, – возразила Мила и усмехнулась, вспоминая своего первого шефа (а первого шефа, как первого мужчину, забыть невозможно). – Он с начальницей моей спал. У меня тогда жопа была совсем маленькая, а у начальницы – огромная. Настоящая бухгалтерская жопа. Классика. Пятьдесят второй размер. Можно было засунуть меж ягодиц оба тома «Налогового кодекса» с постатейными комментариями и не увидеть переплетов.

Борис в третий раз решился на обгон, и у него опять не получилось.

– А вдруг, – сказал он, – этот мужик денег должен? И за любую работу хватается?

– Нельзя брать в долг, если не знаешь, как будешь отдавать.

– Ладно. А если у него родственник умер? Допустим, у него в кузове – гроб с телом любимого дяди?

– Если он везет гроб, то зачем летит, как сумасшедший?

– Опаздывает на кладбище.

– Значит, он вообще полный идиот! Если не может устроить родственнику нормальные похороны.

Мила не нашла ни одной приличной песенки на пятнадцати частотах и выключила радио.

– Что-то ты сегодня с утра какая-то грубая, – сказал Борис.

– А я не обязана всегда быть вежливой, – ответила Мила. – И вообще, у меня болит голова. Ты опять налил в омыватель какую-то гадость, она дико воняет. Сделай что-нибудь.

– Извини. На улице мороз, пришлось добавить концентрат. Придется потерпеть.

– Не хочу терпеть. И вообще, куда мы несемся? Оставь этого чумазого в покое.

– Как скажешь, дорогая, – мирно произнес Борис, но через мгновение изловчился, переключил рычаг, наддал и все-таки обогнал свою жертву. Опасно, на повороте, по рыхлой грязи, но сделал. Мила ахнула, зажмурилась и не увидела, кто же все-таки там был за рулем, в грязном грузовике.

– Слава богу, – раздраженно пробормотала она. – Соперник повержен, самолюбие удовлетворено.

Борис вздохнул.

– Вот это, – сказал он, – меня всегда в тебе бесило. При чем тут самолюбие? Какой он мне, на хрен, соперник?

– Тогда зачем...

– А затем, – повышая голос, перебил прекрасный принц, пришпоривая белого коня, – что мне за ним дороги не видно! Мало ли что там впереди? Пробка? Авария? Менты в засаде?! А ты сразу – про самолюбие. Я тринадцать лет за рулем, я не люблю смотреть в чужие стоп-сигналы. Кто смотрит только в стоп-сигналы – тот плохой водила. От этого все аварии. Мне, считай, четвертый десяток, я давно удовлетворил свое самолюбие. Деньги есть, тачка есть, бизнес есть. Лучшая в мире девушка – тоже есть. Только эта девушка сейчас сидит рядом, некрасиво ругается и гундосит мне про самолюбие...

Мила не ответила, ей стало стыдно, она разозлила своего мужчину из-за пустяка, так нельзя. Может, сегодня просто не мой день, подумала она. Эта упоительная неделя в лесу, этот воздух, и жареное мясо, и горячее вино с корицей, и прогулки по крахмально скрипящим тропинкам, и ночи под двумя одеялами в комнате с луной, заглядывающей в мансардное окно, как чей-то огромный желтый глаз, и черная еловая чащоба, совершенно фольклорная, вот-вот выпрыгнет кикимора или какой-нибудь бледный упырь, – может быть, всего этого было слишком много, и сейчас судьба дает девочке Лю понять, что сказка закончилась? Девочке было хорошо – но пора возвращаться к реальности. Назад, в Москву, в суету, в спешку – туда, где сшибаются, высекая искры, миллионы самолюбий, где дурно пахнет, где несутся по грязным дорогам бестолковые мужики в дребезжащих колымагах.

Нет, прошептала она, отвернувшись, чтоб Борис не увидел. Сказка будет продолжена. Сказка никогда не закончится. Мне было хорошо, мне будет хорошо, и чем дальше – тем лучше. Жизнь у меня одна, и я буду счастлива.

Посмотрела на принца. Тот был суров. За окнами мелькали пригороды.