Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность - [8]
Таким образом, бизнесу удается открывать индивидуальные, динамичные значения слов, тогда как поэзия утрачивает эту способность. Она все больше тяготеет к применению безжизненных, надуманных, притянутых за уши значений слов, и эти значения в конечном итоге оказываются теми, которые используются толпой, а значит, вызывают в индивидууме реакции, типичные для толпы. Ибо в каждом человеке сосуществуют два «я» — массовое «я» человека из толпы и индивидуальное «я» отдельной личности, причем соотношения этих двух «я» у разных людей различны. Некоторые почти целиком состоят из одного лишь массового «я», а потому не способны на индивидуальное, образное восприятие мира. Наиболее типичными носителями массового «я» являются люди, занимающиеся профессиональной деятельностью: юристы, преподаватели, священники и так далее. В то же время дельцы и разного рода предприниматели, которых принято поносить последними словами и которые внешне кажутся столь уверенными в себе, как если бы они были людьми с гипертрофированным массовым «я», на самом деле обладают живым, трепетным, а зачастую и легко ранимым индивидуальным «я».
Широкая публика, обладающая скорее коллективным слабоумием, чем коллективным разумом, не способна реагировать на что-либо индивидуальным образом, то есть реагировать, как индивидуум, ввиду чего манипулировать широкой публикой (или, что то же самое, общественным мнением) не представляет большого труда. Толпой манипулировали, манипулируют и всегда будут манипулировать, вот только методы манипулирования могут быть разными. Сегодня ее используют в качестве курицы, несущей золотые яйца[11].
Сбитая с толку мудреными словечками и индивидуальными значениями слов, толпа громко кудахчет, выражая таким образом свое согласие быть несушкой золотых яиц и впредь. Поистине vox populi, vox Dei. Так было во все времена, и так будет всегда, пока существует наш мир. Хотите знать, почему? Да потому, что у толпы не хватает ума, чтобы отличать массовые значения слов от индивидуальных. Толпа навсегда обречена оставаться стадом по той причине, что она не делает разницы между своими естественными чувствами и чувствами, внушаемыми ей теми, кто манипулирует ею и использует ее в своих целях. Толпа никогда не перестанет быть вульгарной и грубой, потому что ею руководят разного рода пройдохи извне, а не естественные, искренние порывы, исходящие изнутри. Толпа не может не быть непристойной, потому что своего мнения у нее никогда не было и не будет.
А это снова возвращает нас к разговору о порнографии и непристойности. Итак, реакция человека на любое слово может быть или массовой, как у толпы, или индивидуальной, как у мыслящей личности, и каждому из нас следует спросить у себя: а индивидуальна ли моя реакция на слова или же она подсказана сидящим во мне массовым «я»? Что касается так называемых непристойных слов, то вряд ли хотя бы одному человеку из миллиона удастся, услышав такое слово, избежать реакции, какую вызывает оно у толпы. Уверяю вас. первая ваша реакция почти наверняка будет массовой: такие слова толпу возмущают, такие слова толпа осуждает. Но дальше этого толпа не идет. А вот человек с индивидуальной реакцией этим не ограничится, а, поразмыслив, спросит у себя: так ли уж я шокирован? В самом ли деле я испытываю негодование? Столь ли велик мой гнев? Ответ наверняка будет таков: нет, я совсем не шокирован, негодования я не испытываю и никакого гнева не чувствую: напротив, я хорошо знаю это слово и воспринимаю его таким, какое оно есть, а потому не собираюсь на потребу толпе делать из мухи слона, и никакие законы на свете не заставят меня думать иначе. И если какой-нибудь мужчина или какая-нибудь женщина, слыша так называемые неприличные слова (а их в языке не так уж и много), не станет спешить с негодованием, а, поразмыслив, сменит массовое мировосприятие на индивидуальное, то он или она от этого только выиграет. Ну а поскольку в основе массового сознания лежит ханжество, то, значит, и всем нам тоже не мешало бы призадуматься и покончить с ханжескими привычками.
До сих пор мы обсуждали в основном проблему непристойности, но вопрос с порнографией еще сложней и запутанней. Даже если человек сумел перейти от массового сознания к индивидуальному, у него все равно могут в глубине души оставаться сомнения, считать ли, например, творения Рабле порнографическими или нет. Он долго и мучительно будет гадать, как относиться к Аретино[12] или, скажем, к тому же Боккаччо, и его будут терзать самые противоречивые чувства.
Помнится, я вычитал в какой-то статье о порнографии, что это такой вид искусства, который призван вызывать у человека сексуальное желание или, что то же самое, сексуальное возбуждение. Главным при этом, подчеркивалось в статье, является вопрос о том, имел ли автор произведения — писатель либо художник — такое намерение или не имел. Снова этот старый, навязший в зубах вопрос о намерениях! А ведь сегодня он уже никого не волнует — мы теперь хорошо знаем, насколько сильными и неодолимыми бывают наши бессознательные намерения. Зачем вменять человеку в вину сознательные намерения и оправдывать намерения бессознательные — этого я не могу понять: ведь намерения у каждого из нас в основном бессознательные, а не сознательные. Я есть тем, чем я есть, а не тем, чем я себя считаю.
Дэвид Герберт Лоуренс остается одним из самых любимых и читаемых авторов у себя на родине, в Англии, да, пожалуй, и во всей Европе. Важнейшую часть его обширного наследия составляют романы. Лучшие из них — «Сыновья и любовники», «Радуга», «Влюбленные женщины», «Любовник леди Чаттерли» — стали классикой англоязычной литературы XX века. Последний из названных романов принес Лоуренсу самый большой успех и самое горькое разочарование. Этический либерализм писателя, его убежденность в том, что каждому человеку дано право на свободный нравственный выбор, пришлись не по вкусу многим представителям английской буржуазии.
Роман «Сыновья и любовники» (Sons and Lovers, 1913) — первое серьёзное произведение Дэвида Герберта Лоуренса, принесшее молодому писателю всемирное признание, и в котором критика усмотрела признаки художественного новаторства. Эта книга стала своего рода этапом в творческом развитии автора: это третий его роман, завершенный перед войной, когда еще не выкристаллизовалась его концепция человека и искусства, это книга прощания с юностью, книга поиска своего пути в жизни и в литературе, и в то же время это роман, обеспечивший Лоуренсу славу мастера слова, большого художника.
Произведения выдающегося английского писателя Д. Г. Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В пятый том вошел роман «Влюбленные женщины».
Страсть. Одиночество. Ненависть. Трагедия…Вечное противостояние сильной личности – и серого, унылого мира, затягивающего в рутину повседневности…Вечная любовь – противостояние родителей и детей, мужей и жен, любовников, друзей – любовь, лишенная понимания, не умеющая прощать и не ждущая прощения…Произведения Лоуренса, стилистически изысканные, психологически точные, погружают читателя в мир яростных, открытых эмоций, которые читатель, хочет он того или нет, переживает как свои – личные…В книге представлены повесть «Дева и цыган» и рассказы.
Дэвид Лоуренс — автор нашумевшего в свое время скандального романа «Любовник леди Чаттерли» в этой книге представлен своим первым произведением — романом «Белый павлин» — и блистательными новеллами. Роман написан в юношеские годы, но несет на себе печать настоящего мастерства и подлинного таланта.Лоуренс погружает читателя в краски и запахи зеленой благодати, передавая тончайшие оттенки, нюансы природных изменений, людских чувствований, открывая по сути большой мир, яркий и просторный, в котором довелось жить.
Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист».
Статья из сборника «На суше и на море» — 1964.
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Экклезиаст — одна из самых поздних частей Ветхого Завета. Псевдонимность книги несомненна. Уже в XVII веке Гуго Гроций указал на особенности языка Экклезиаста, отличающие его от языка времен древнего царя Соломона (X в. до н. э.). В настоящее время большинство ученых относит книгу примерно к 300 году до н. э. В оригинале она называется Кохелет, что можно перевести как «человек, говорящий в собрании», проповедник. Именно так и передал смысл заглавия греческий переводчик, назвавший книгу Экклезиастом (от греч.
Человечество издавна беспокоил вопрос: одиноки ли мы во Вселенной? Те, кто задумывался над этим, чаще всего устремлялись мыслью в надзвездные миры, гадая, есть ли жизнь, например, на Марсе и как она может при этом выглядеть.Между тем совсем рядом с нами обитают хорошо знакомые всем существа, жизнь которых нисколько не проще и не скучнее нашей. В их загадочный мир не так просто проникнуть: здесь не помогут вездесущие папарацци, да и сами обитатели ульев и муравейников вовсе не стремятся попасть на страницы светской хроники.Эта непростая задача оказалась по силам Морису Метерлинку – бельгийскому поэту и драматургу, лауреату Нобелевской премии (1911)
Повержены в прах древние идолы, заросли густым подлеском старые капища, отошли в область предания древние боги. А ведь были времена, когда все славяне почитали как предков и дорогих родичей верховного владыку Рода и его супругу великую богиню Ладу, воеводу Перуна, волхва Велеса и страшную хозяйку леса, богиню смерти Бабу-Ягу.Пантеон славянских божеств по своему составу и достославным деяниям нимало не уступал своим более знаменитым «коллегам» с греческого Олимпа, скандинавского Мирового Древа Иггдрасиль или тем, кого почитали индоиранские народы.
Западная цивилизация не всегда была мудра, но своих базовых принципов придерживалась неукоснительно: жизнь – это поле битвы, где ты должен быть первым или сразу приготовиться к тому, что тебя затопчут. Этот боевой ритм существования устраивал далеко не всех, и тогда в поисках духовных ориентиров взоры недовольных устремлялись к Востоку.Именно там этот же мир можно было увидеть совсем иначе – спокойным, гармоничным, лишенным суеты бесполезного соперничества. Если ты устал от погони за ускользающим зверем – остановись, сядь у края тропинки и жди.