Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность - [11]

Но у деградирующей личности этот инстинкт, как и другие основные инстинкты, утрачен, а потому оба потока в ее восприятии идентичны. В этом ключ к пониманию поведения вульгарной толпы, в этом разгадка психологии порнографической публики: сексуальный поток и фекальный поток кажутся им одним и тем же потоком. Такое случается с теми, чья душа гибнет, а основополагающие, врожденные инстинкты отмирают. Тогда секс становится для них грязью, а грязь становится сексом. Тогда половое возбуждение превращается для них в желание побарахтаться в грязи, а любые признаки сексуальности в женщине воспринимаются как проявление ее грязной природы. В этом и заключается суть вульгарных людей из толпы, людей с улицы, и имя им легион[20]. Их голоса заглушают любые другие, потому что их голоса — это vox populi, vox Dei. В этом и заключается источник всей порнографии.

Именно поэтому мы можем утверждать, что Бронте с ее «Джейн Эйр» или Вагнер с его «Тристаном и Изольдой» гораздо ближе к порнографии, чем Боккаччо. И для Вагнера, и для Шарлотты Бронте было присуще то мировоззрение — а в соответствии с ним и то душевное состояние, — когда самые прочные из инстинктов ослабевают и секс воспринимается как нечто слегка непристойное, то есть как нечто такое, чему предаются, но тем не менее презирают. Чувственное влечение мистера Рочестера к Джейн Эйр до тех пор остается «нереспектабельным», пока он не получает ожогов, не слепнет и не становится калекой, беспомощным и во всем зависимым от других. Только тогда, полностью униженная и оскорбленная, его страсть получает номинальное право быть признанной. Что же касается всех предшествующих любовных сцен, целомудрие которых приятно возбуждало читателя, то они после такого финала кажутся до некоторой степени непристойными.

То же самое относится и к «Памеле», и к «Мельнице на Флоссе»[21], и к «Анне Карениной». Если произведение возбуждает сексуальные чувства, но лишь для того, чтобы насмеяться над ними, унизить их, поддать их презрению, то это уже признак того, что в произведении присутствуют элементы порнографии.

По той же самой причине можно без преувеличения утверждать, что элементы порнографии присутствуют почти во всей литературе XIX столетия и очень многие из так называемых «нравственно безупречных» людей того времени обладали чертами, которые иначе, чем порнографическими, не назовешь. Но никогда ранее порнографические аппетиты не разгорались до такой степени, как сегодня. Это несомненный признак болезненного состояния нашего общества, и единственное лекарство от этой болезни — говорить о сексе и о том, что его стимулирует, открыто, без обиняков и недомолвок.

Человек с порнографическим взглядом на мир терпеть не может Боккаччо, потому что свежая, здоровая непосредственность великого итальянского гения заставляет современного порнографического пигмея почувствовать себя грязным, извивающимся червем, каковым он, собственно, и есть. Именно поэтому я давал бы сегодня читать Боккаччо всем, от мала до велика, было бы только у них желание.

В наше время, когда общество погрязло в трясине тайной и полулегальной порнографии, панацеей от этого зла может служить лишь безыскусственная, здоровая откровенность в вопросах секса. И, возможно, истории, поведанные рассказчиками периода Возрождения, такими, как Боккаччо.

Ласка[22] и другие, были бы наилучшим противоядием как от порнографии, так и от тех опасных для психического здоровья псевдолекарств, «исцеляющих душевные раны», которые навязывают нам пуритане.

Вопрос о порнографии, на мой взгляд, сводится к вопросу о секретности. Без секретности и скрытности не было бы и порнографии. Но скрытность и скромность — далеко не то же самое. В скрытности и секретности обязательно кроется элемент страха, зачастую граничащего с ненавистью. Скромность же всегда кротка и сдержанна. В наши дни скромность сбрасывают с себя, как ненужную одежду, — сбрасывают даже в присутствии серых стражей нравственности. Зато секретность, хотя она сама по себе и порок, нынче в большом фаворе. Позиция серых блюстителей морали в этом отношении такова: «Милые барышни, можете полностью забыть о скромности, но ни в коем случае не забывайте, что свой маленький грязный секрет вы должны держать под замком!»

Такого рода «маленькие грязные секреты» стали сегодня просто-таки бесценными для людей из толпы. Это нечто вроде скрытых ссадин или нарывов, которые, когда их раздражаешь или почесываешь, вызывают острое и восхитительно приятное ощущение. И вот эти маленькие грязные секреты, эти ссадины и нарывы, люди раздражают и почесывают все чаще и чаще, и они все более воспаляются, так что нервная система и психическое здоровье людей все более портятся. Можно без преувеличения сказать, что сегодня по меньшей мере половина любовных романов и фильмов о любви становятся популярными именно благодаря этому тайному «почесыванию» зудящих маленьких грязных секретов. Можете назвать это сексуальным возбуждением, если хотите, но это сексуальное возбуждение особого рода — его испытывают лишь втайне от всех и им наслаждаются только украдкой. А вот при чтении рассказов Боккаччо возникает иного рода чувственное волнение — простое и естественное, открытое и здоровое, — и оно не имеет ничего общего с возбуждением, испытываемым тайком и вызываемым почесыванием маленьких грязных секретов. Именно такое возбуждение ищут в современных бестселлерах. Это вороватое, производимое исподтишка, скрытое от людских глаз почесывание воспаленных участков воображения есть квинтэссенция современной порнографии, и явление это отвратительно и очень опасно.