Псевдонимы русского зарубежья - [4]
Но это самоумаление, конечно, паче гордости, и, как во всяком художественном тексте (хоть и микротексте), мы вправе ожидать «противочувствия», как учил Л. Выготский, самоуничижения и гордыни, и, видимо, снабдившие двусмысленного «Шишкова»[19] и блеклого «какого-то этого Сизова»[20] именем Василий помнили о «царской» этимологии этого невзрачного, «демократического» имени.
В пределе это самоуничижение приводит к знакам самоуничтожения, осложненного в случае эмигрантов еще и кризисом идентичности, приводит к формуле «я – не я». Самым простым из них является морфология негации. И псевдоним «Николай Негорев», героним, заимствованный у заглавного героя популярного когда-то романа И. Кущевского, из эмигрантов применявшийся Сергеем Штейном, приглянулся нескольким российским журналистам, думается, не только отсылкой к характеру «благополучного россиянина», как гласит подзаголовок романа (напомню, что заглавный герой вовсе не из разряда тех, «делать жизнь с кого»), но и именем с негирующей квазиприставкой в фамилии, поддержанной паронимически именем, – Ни-колай Не-горев. Посему все фамилии в подписях, начинающиеся с Не-, Нон– (в каких-то случаях с А-), нуждаются в двойной проверке по определению.
И, наконец, на тему «как делаются псевдонимы» – случай из практики. В 1972 г. А. Г. Найман составлял для издательства YMCA сборник об Ахматовой. Все подписи были подлинными: И. Бродский, А. Найман, Д. Бобышев, Л. Чуковская. Мой короткий очерк о сборнике «Вечер» я попросил подписать псевдонимом, поскольку не хотел терять доступа к архивам (поэтому я потом встречал в ахматоведческих работах ссылки на свидетельства «эмигранта-мемуариста» в этом очерке). Была взята составителем моя фамилия – от нее моя армейская кличка – от нее как от диминутива имя Тимофей – от нее как смежный адресат пастырского послания апостола Павла – Тит, инициал заменен другим сонорным, и получился «Л. Титов». При охоте за псевдонимами, таким образом, придется иногда реконструировать лестницы метонимий. А лишенный примет того, 1972 года текст, таким образом, стал (невольной?) мистификацией.
Мистификация находится на границе с псевдонимией. Клептомания «И. Одоевцевой» по части чужого ложноимени аукается с ее розыгрышем, когда она сдала в газету «Русская мысль» письмо в редакцию за подписью Зинаида Шекаразина, в котором от имени дублерши своей биографии с трудно скрываемым упоением писала:
Ласковой кошачьей лапочкой с коготками она (Одоевцева) переворачивает и так и этак и критика, и его бедных лауреатов – кандидатов на опустевший эмигрантский поэтический престол[21],
а потом дразнила историка литературы двусмысленным отнекиванием:
подписанное некой Зинаидой Шех… Шах… или Ших-разевой или – разниной, не помню. Неужели же, неужели и Вы приписали мне ее писание? О Господи! Здесь, в Париже пущен был этот гнусный слух, но я никак не предполагала, что он мог долететь до Америки. Нет, клянусь памятью Г[еоргия] В[ладимировича], никогда я не подписывалась Ших-, Шах– или как ее там. […] Кстати, это, кажется, был Зиновий, а не Зинаида, т. е. лицо мужского пола, сумевшее сохранить анонимат, но замолчавшее после своего неудачного выступления. Но то, что Вы меня приняли за него, меня глубоко огорчает. Боже мой, до чего же Вы меня не знаете. И насколько не «видите» и не «чувствуете». Даже страшно становится. И стоит ли вообще печататься, если умные и дружеские глаза видят такое? Что же тогда видят и думают читатели безразличные и не очень дальновидные в умственном отношении? Грустно, грустно, страшно грустно[22].
И в псевдонимы литературного соседа И. Одоевцевой – Георгия Адамовича, который вообще был склонен к мистификациям (напомним опубликованную им рукопись дневника якобы неизвестного лица о петербургском литературном быте эпохи военного коммунизма и НЭПа, автором какового сочинения, несомненно, является он сам[23]), мне представляется, должно быть включено «Куприянов, С.» – по сообщению Г. Адамовича, такой публикатор якобы обнародовал в СССР «пародийные эпитафии Маяковского», в том числе на Ахматову: «нежна, грустна, стройна, бледна, она, жена…»[24]. Думаю, что авторство этих сочинений должно быть возвращено по принадлежности.
Приключения в мире эмигрантских псевдонимов насчитывают свои победы и свои поражения. Продолжение и первых, и вторых нетрудно предсказать. Но без этой разведывательной работы мы неизбежно будем иметь весьма приблизительную и дезинформирующую картину доброй половины русской словесности XX века.
Олег Коростелев
Литературные маски и критические рубрики в периодике русского Парижа
Такое явление, как авторская литературно-критическая рубрика, очень плохо описано в научной печати; посвященных ему специальных работ почти нет, поэтому стоит сказать о нем несколько слов.
Становление этой формы всецело связано с усилением роли газет.
