Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн - [18]

– Мне пришлось отказаться от своей квартиры. Квартира у меня очень уютная, но мне стало в ней немного тесно; мне нужно место для моей библиотеки.

– Простите, – сказал Демба, – не можете ли вы идти немного скорее? У меня мало времени.

– Мне жаль квартиры, – сказал Эйснер и пустился вперед рысцой. – У меня связаны с ней приятные воспоминания. Там посещало меня много хорошеньких девчонок. Прелесть каких хорошеньких…

– Я иду теперь на Колингассе, – перебил его Станислав Демба, – это вам, верно, не по пути?

– На Колингассе? В таком случае я могу пройти с вами, к сожалению, только небольшое расстояние. Слишком у меня много дел в банке. Право, я тону в делах. Надо вам сказать, что я и распоряжаюсь, и представительствую, и веду переговоры, и заключаю сделки – всё!

– Вот как! – сказал рассеянно Станислав Демба.

– Вчера меня спрашивает барон Райфлинген… Вы знаете Райфлингена? Я с ним обедаю иногда в кафе «Империаль»… Так вот, вчера он спрашивает меня: «Какого вы, скажите, мнения насчет Глайсбахского синдиката? Как стоят эти акции?» А я отвечаю ему: «Милый барон, вы знаете – коммерческая тайна! У меня, к сожалению, связаны руки, но…»

Станислав Демба остановился, наморщил лоб и взглянул на своего спутника:

– Что вы сказали? Связаны руки?

– Да. Потому что, видите ли…

– Вот как! У вас руки связаны? Это, должно быть, неприятно?

– В каком смысле?

– Это должно быть неприятно, – повторил Демба с лукавым выражением лица. – Связанные руки! Я представляю себе, что пальцы вспухают от застоя крови. Ощущение, должно быть, такое, словно они вот-вот лопнут. Кроме того, боль, которая передается даже в плечо…

– Что вы говорите? Не понимаю.

– Я рисую себе, как должны вы себя чувствовать, когда расхаживаете со связанными руками.

– Но я ведь хотел только сказать: со связанными руками, поскольку интересы банка…

– Довольно! – крикнул Демба. – Зачем говорите вы о вещах, о которых ничего не знаете, которых не понимаете и не чувствуете? Слова, которые вы произносите, рождаются мертвыми на свет и не успеют слететь у вас с языка, как уже отдают запахом тления.

– Что это вы так расшумелись? Да еще посреди улицы! Я ведь ему, в конце концов, дал справку. Я сказал ему: «Знаете ли, барон, я не хочу вас удерживать, я сам их купил, но это был прыжок в неизвестное. Если я…»

– Что вы сказали? Прыжок в неизвестное? Очень хорошо! Прекрасно! Вам, наверное, уже случалось прыгать… в неизвестное? Нет? – Станислав Демба с усилием подавил в себе новый приступ ярости и заставил себя говорить совершенно спокойно. – Не правда ли, смотришь вниз и сперва не испытываешь никакого страха, думаешь: так нужно! Страх появляется – ужасный страх! лишь в то мгновение, когда теряешь опору и начинаешь падать… Лишь только в эту секунду! Видишь вдвое отчетливее все, что вокруг тебя происходит. Чувствуешь капли пота у себя на лбу. А затем… Ну-ка, что происходит затем? Говорите!

– Я не понимаю, чего вы хотите от меня? – сказал с удивлением Вилли Эйснер.

– Что? – крикнул Станислав Демба. – Вы этого не знаете? Так как же вы смеете говорить: прыжок в неизвестное? У меня, когда я это говорю, холодный пот выступает на лбу и колени начинают дрожать. Вы же говорите это, вероятно, по всякому поводу и ничего не чувствуете при этом.

– Люди не похожи друг на друга, милый Демба, – сказал Вилли Эйснер. Не у всех такая фантазия, как у вас. У меня, например…

– У вас руки связаны, я знаю. У вас превращается в штампованный словесный оборот все то, что было для кого-то другого кровавым переживанием. Но попытайтесь же хоть раз представить себе, что это значит: связанные руки. Мне приснилось как-то, что я должен ударить одного несносного дурака прямо по его гладкой физиономии, должен – и не могу! У меня были связаны руки, действительно связаны, не коммерческой тайной, а цепями на запястьях, одна привязана к другой…

– Часто ли вас посещают столь фантастические сны? – спросил Эйснер, которому становилось не по себе. – Мне нужно с вами распрощаться теперь. Меня ждет работа. Будьте здоровы.

– Что это такое? – спросил Демба и нагнулся над протянутой рукой Вилли Эйснера.

– Я хотел пожать вам руку, несмотря на ваше, должен сказать, странное поведение посреди улицы. Но вы, по-видимому…

Он пожал плечами и отошел.

– Прекрасно, – промолвил Демба, – скажите-ка, почтеннейший, можно ли каждому подавать руку со связанными руками? Не ответите ли вы мне на этот вопрос?

Глава VII

Между одиннадцатью с половиной и двенадцатью часами дня, когда приближалось время обеда, в кафе «Гиберния», против биржи, было обыкновенно очень безлюдно. Толпа торговых агентов, заведующих фирмами и биржевиков, которые утром наполняли помещение шумом и сутолокой, наспех закусывая, обделывая дела, обсуждая конъюнктуру, сочиняя письма и в то же время читая, перелистывая или, по крайней мере, раздирая в клочья газеты (чтобы унести на память о них биржевой бюллетень), – толпа эта растекалась по всем направлениям. Послеобеденная жизнь в кафе, появление любителей домино и тарока, игроков шахматных и бильярдных, начиналась только после часу дня. Кельнер Франц, которому на это время вверялись также функции метрдотеля, – старший кельнер уходил обедать, – стоял, прислонившись к бильярду, сонно мигал глазами и следил за партией двух единственных посетителей, коммивояжеров, игравших в карты. Барышня у кассы клевала с тарелки крошки торта.