Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн - [12]

– Вы сегодня несносны, господин Демба!

Клара Постельберг направилась, глубоко удрученная, к умывальнику, стоявшему между окном и копировальным прессом, и принялась тереть пальцы мылом.

– Туалетное мыло Хвойки! – сказал он вдруг. – Самое лучшее!

– Право же, вы сегодня несносны!

– Сегодня? Он всегда несносен, – заявила Этелька Шпрингер. – Не правда ли, Стани? Тем не менее вы можете пожать руку старой приятельнице. У меня на пальцах нет чернильных пятен.

Этелька Шпрингер и Станислав Демба были знакомы давно. Он был репетитором ее младшего брата, получая за уроки обед, и протащил его через четыре класса прогимназии. Этелька Шпрингер познакомила его с Соней. Но, несмотря на это, Этелька Шпрингер не удостоилась рукопожатия.

– Вам? – промолвил Демба и скривил губы. – Я боюсь вывиха.

– Вы невежа! – сказала Этелька Шпрингер. – Соня хорошо делает, что… – она приумолкла.

– Что делает Соня?

– Ничего!

– Что делает Соня? – крикнул Станислав Демба. Он вскочил со стула и был бледен как мел. – Что делает Соня?

– Не кричите так! Ничего, – ответила Этелька Шпрингер.

– Я желаю знать, что хотели вы сказать про Соню! – взревел Демба вне себя.

– Ничего я не хотела сказать. Оставьте меня, пожалуйста, в покое.

Этелька повернулась к нему спиной.

С треском опустились кулаки Станислава Дембы на доску стола. Что-то задребезжало, как будто разбилось большое зеркальное стекло. Практикант, задремавший в углу, вскочил и протер себе глаза. Клара Постельберг и Этелька Шпрингер обернулись и увидели Дембу, тяжело дышавшего, прислонившегося к письменному столу. Он был, по-видимому, сам испуган своей неожиданной яростью. Руки его опять исчезли под светлым пальто.

– С ума вы сошли, Стани? – крикнула Этелька Шпрингер. – Вы разбили мою чернильницу!

Но чернильница стояла невредимой на столе. Только немного чернил разбрызгалось, образовав два островка на металлической плите письменного стола.

– Но ведь какую-то вещь вы разбили. Стакан или что-нибудь другое. Я слышала ясно, как зазвенели осколки! Этелька Шпрингер тщетно искала осколки на полу.

– Что делает Соня? – спросил Станислав Демба, на этот раз очень спокойно.

– Вот она. Спросите ее сами, – ответила Этелька и показала на Соню Гартман, которая в этот миг вошла в комнату, привлеченная шумом.

Приход Станислава Дембы не был для Сони неожиданностью. Раз он узнал о ее отъезде, – непонятно, кто мог ему это рассказать, – то нельзя было сомневаться, что он придет и попытается удержать Соню. Объяснение, которое предстояло ей теперь, было неотвратимо. Оно принадлежало к числу тех маленьких неприятностей, с которыми нужно было Соне разделаться, прежде чем отправиться в путешествие. Оно было связано с этим путешествием так же, как скучное укладывание вещей, как тягостный разговор с патроном, как уклонение от назойливых расспросов ее хозяев. Соня жила у чужих людей, которые брали с нее высокую плату за скудно обставленную комнату и более чем скромную еду и вдобавок считали себя вправе наблюдать за ее поведением.

Все эти неприятности были благополучно преодолены, и теперь нужно было еще только дать состояться этому последнему разговору со Станиславом Дембой.

Соня была к этому готова.

– Это ты? – спросила она и придала лицу выражение боязливого смущения. – Я ведь просила тебя не приходить ко мне в контору. Ты знаешь, патрон…

Тон досады в ее голосе произвел надлежащее действие. Станислав Демба растерялся и уже в начале объяснения оказался в положении обороняющегося.

– Прости, пожалуйста, что я помешал тебе здесь, – сказал он. – Но мне нужно с тобой поговорить.

– Неужели это необходимо? – спросила она, сделав самую равнодушную гримасу, на какую была способна.

– Да.

– Если это необходимо, то садись, пожалуйста. – Демба сел.

– Ну, я слушаю, – сказала Соня. Демба некоторое время молчал.

– Может быть, лучше было бы все же с глазу на глаз…

– Пойдем, Клер, – сказала Этелька Шпрингер. – Мы не будем мешать.

– Нет, нет, оставайтесь. Пожалуйста, оставайтесь. То, о чем господин Демба и я должны говорить друг с другом, может слышать всякий, – быстро сказала Соня.

Она радовалась возможности сделать обеих своих подруг свидетельницами поражения Дембы. Но Этелька Шпрингер не захотела остаться.

– Нет, – сказала она, – нам лучше оставить вас наедине. Пойдем, Клер!

– Enfin seuls, – не удержалась от замечания Клара Постельберг, когда вслед за Этелькой Шпрингер вышла из комнаты.[6]

Практикант остался в своем углу, возле копировального пресса. По-немецки он понимал только несколько слов – он только тремя неделями раньше приехал в Вену из своего чешского гнезда, – так что с его стороны не приходилось опасаться нескромности.

К тому же он заснул.

– Ну? – сказала Соня, когда они остались одни. Демба встал.

– Где была ты сегодня ночью?

– Какое тебе дело? – гневно набросилась на него Соня. – Впрочем, я была у своей тетки, она хворает и не хотела ночью оставаться одна.

– Где живет твоя тетка? На Лихтенштейнской улице, что ли?

Соня покраснела.

– Нет. На Мариахильф. Отчего ты упомянул Лихтенштейнскую?

– Она мне случайно пришла на ум. Впрочем, едва ли тетка твоя очень тяжело больна, иначе бы ты не собиралась в путешествие с Вайнером.