Прыжок тигра - [47]

«Я тебе сам заплачу». Максим выпрямился на стуле, побарабанил пальцами по деревянной спинке.

– Там ее точно нет. Я фотографии видел.

– Какие фотографии? Чьи? – не понял Рыжиков.

– Фотографии детей, девочек, от десяти до тринадцати лет. Мне была дана ориентировка на ребенка этого возраста. Я прикинулся клиентом, заплатил директору и получил портфолио детей, если это можно так назвать. Насти среди них нет, можете мне поверить, – пояснил Максим.

Рыжиков из его рассказа ничего не понял. Он беспомощно смотрел то на Большакова, то на свой мобильник, словно ждал звонка от сведущего в таких делах человека. Но выключенный телефон безмолвствовал, и Рыжикову стало страшно.

– Анатолий Дмитриевич, прошу вас, я не сплю уже третью ночь, мне не помогает ни снотворное, ни успокоительные. Какое портфолио, чье, зачем?

Большаков попытался что-то вякнуть, но Рыжиков знаком велел ему замолчать.

– Фотографии детей-инвалидов, их используют в качестве сексуальных рабов. Директор интерната, ее фамилия Боброва, организовала в детдоме что-то вроде притона и за плату предлагает всем желающим воспользоваться детьми. И по ее словам я понял, что таких желающих немало. Бизнес процветает, деньги она берет неплохие, и я уверен, что многие сотрудники интерната в доле. А кто не в доле, тот молчит, так как боится потерять работу. Еще мне удалось узнать, что в интернате высокая детская смертность. Умерших хоронят на соседнем кладбище, я сам видел таблички с фамилиями на детских могилах. При этом смерть не регистрируется, и «мертвые души» продолжают приносить прибыль директору интерната и после своей смерти. Это все, что мне удалось выяснить, дальше меня прервали ваши люди.

Рыжиков молча выслушал Максима, помолчал и обратился уже к Большакову.

– Боброва, Боброва – я ее помню. Я ей денег еще приказал перевести, как благотворительную помощь. Перед Пасхой что ли, ты не помнишь? Вот же тварь, я этого так не оставлю!

– Ага, перед Пасхой, полтора месяц назад, – подтвердил Большаков, и синхронно с Рыжиковым, набожно перекрестился. Максим посмотрел на обоих, потом в окно.

– Адресок детдома кто подсказал? – Большакову не терпелось проявить себя перед хозяином.

– Суббота, из областной опеки. И сумму сама назвала, я не торговался, – ответил Максим, скрывать ему было нечего.

– Вот паскуда, – отозвался Большаков, – ты смотри, что творит! Серег, ты ее помнить должен – ноги кривые, шея волосатая, я тебе ее показывал на приеме! Мы еще поспорили, что это переодетый мужик!

– Помню, – вздохнул Рыжиков, – мужика переодетого помню. Она же от меня ни на шаг не отходила, пока я ей благотворительную помощь не пообещал. И перечислил ведь, и сумма немаленькая была. Охренеть можно.

– Можно. Я когда к ней сунулся, ну, после того, как план с тобой согласовал, так она еще и с меня денег содрать попыталась. Тайна, говорит, охраняется государством. – При слове «государство» Большаков проржал коротко, но быстро осекся.

Максим в диалоге участия не принимал, он смотрел в гладкую матовую поверхность стола. Ну, собственно, все, они раскрыли друг другу карты и что теперь? «Теперь он знает, что я не маньяк, я знаю, что у него пропала дочь. И до сих пор не знаю, где Васька. Пора разбегаться по своим делам, мне надо вернуться на базу – забрать остатки денег из арсенала или тайника за вентиляционной решеткой…» – но планы так и остались планами, у Рыжикова на этот счет были свои мысли.

– Я вас понял. – Он поднялся со стула, вскочил и Большаков. Максим остался на месте – он никуда не торопился и знал, что дальше забора этого дома ему уйти не дадут. Поэтому следующий ход решил сделать сам, предпочел опередить события и немного подогнать завязший процесс, но Рыжиков, похоже, обладал способностью читать чужие мысли.

– Анатолий Дмитриевич, думаю, что вам придется задержаться здесь. Надолго ли – зависит от многих обстоятельств. Так будет лучше… Для всех, и для вас в том числе, – Максиму говорить ничего не пришлось, осталось только мотнуть согласно все гудевшей после «вчерашнего» головой. Рыжиков еле заметно кивнул в ответ и продолжил:

– Толя, – это относилось уже к начальнику службы безопасности, – проследи, чтобы… Ну, ты меня понял. И за своими чертями тоже следи, или поувольняй их к чертям и набери нормальных. А то один телефон посеял, второй пистолет, а третий что – машину у меня угонит?

– Понял, понял, – буркнул Большаков, коротко глянул на Максима и вышел вслед за обожаемым хозяином. В окно Максим видел, как они говорили еще минут пять, потом Рыжиков уселся в свою машину, отдал последние указания и укатил. Большаков стоял во дворе, как жена моряка, провожающая мужа в кругосветку, только что глаза платочном не утирал. Трогательная сцена, аж слезу вышибает. Ворота закрылись, начальник охраны рявкнул что-то на подчиненных и потопал в дом. Максим направился в свою комнату. По дому он мог передвигаться почти беспрепятственно, но под конвоем – к «гостю» Большаков приставил сразу двоих. Один безвылазно сидел внизу, а второй, как тень, бродил за «объектом» – в кухню, в холл, провожал до дверей комнаты и как мамонт топтался в коридоре. Еще двое гуляли во дворе, то грелись на солнце, то мокли под дождем. Погода никак не могла определиться – то ли испортиться окончательно, то ли побаловать еще все живое солнечным теплом и светом. Да и про псов забывать нельзя, они круглосуточно бродят вокруг дома, но голоса не подают. Правильно говорится – бойся не ту собаку, которая лает, а ту, которая молчит. Это как раз про них.