Прыжок - [39]

— В чем дело, товарищи?

— Денег на кирпичи, хозяин.

— Денег?

Появилась Юлочка;

— Джега, наконец-то! Тебя печники ждут; я хочу, чтобы они завтра начали работу.

— Постой, там будто печи были. Я видал.

— Ах, какие там печи! Старый хлам. Разве можно такие печи оставить в приличных комнатах?

Джега опешил. Он не знал, можно или нет оставлять «такие» печи?

— Стойте, товарищи, сколько же вам нужно на эти самые печи?

Печники надвинулись еще грозней:

— Да вот прикиньте, хозяин. На две печки четыре сотни кирпича по шесть рублей — двадцать четыре рубля. Глины, скажем, вода два, по три рубля — шесть рублей, песку воз — два рубля. На первый случай, вот считайте сколько, а там изразец, либо краску масляну — это уже ваша воля.

Джега протяжно свистнул:

— Эва загнул. Да где же я денег столько возьму?

Печники молчали. Юлочка покраснела. Ей было стыдно перед печниками за джегину простоватость. Она быстро выступила вперед:

— Зайдите, пожалуйста, завтра в четыре часа, вы получите деньги на кирпичи, а работать начнете с четверга.

Вечером Джега подивился Юлочке. Всегда как ртуть, а тут молчит, перелистывает у окна какую-то книгу и ни гу-гу.

Усмехнулся Джега, махнул рукой и уселся за работу:

— Помолчим, значит.

За чаем Юлочка, смотря в сторону, уронила:

— Деньги на кирпичи тем не менее нужны.

Джега глотнул чай:

— А чорт их знает! Раз говоришь — должно быть нужны.

— Надо завтра достать до четырех часов.

— Ишь ты, придется стрельнуть, значит. Ладно, не тоскуй, хорошая моя, управимся. Только вот, как я их тебе до четырех принесу? Мне, брат, никак не урваться.

— Я сама зайду к тебе в коллектив.

Юлочка пришла, как обещалась, в три часа. Едва открылась дверь перед ней, Джегу в краску бросило. Вскочил, неловко зацепив за стул, и, смешавшись, суетливо шарил по карманам.

В комнате, набитой ребятами, неестественная тишина. Беззастенчивые и бузливые со знакомыми и чужими, ребята вдруг, как по команде, смолкли и нахохлились, точно сычи. Нормальное кровообращение в комнате восстановилось только после того, как юлочкины каблучки простучали где-то далеко внизу. Кто-то шаркнул стулом, а смешливый Мишка Поспелов потянул носом ощутимый всеми запах пудры и духов, оставленный за собой Юлочкой, притворно и оглушительно чихнул. Сам он быстро осекся, почуяв в своей шутке что-то неладное, в ушах же Джеги это чиханье отдалось как пощечина. Кажись, ничего особенного не случилось. Ну, что из того, что трепач и балагур Мишка Поспелов чихнул вслед Юлочке? А вот поди ж ты!

Весь этот день Джега был хмур и рассеян. Что-то постороннее тугим клином засело в голову и мешало сосредоточиться. Возвращаясь из коллектива, вспомнил он свою встречу с ребятами на Заостровке, вспомнил неловкую встречу с компанией из коллектива, когда шел однажды с Юлочкой по бульвару. Почему его корежит всякий раз, когда между ним и ребятами становится Юлочка? Почему он не мнется и не корчит дурака, когда встречает их, идя с Женькой Печерской или с другими дивчатами?

Он мог, конечно, ответить почему. И он отвечал, так как знал и понимал ребят насквозь. Юлочка — не их породы. Она пришла со стороны. И так, сама по себе, она ребят коробила, да еще Джегой завладела. Он понимал это и в глубине души оправдывал и, пожалуй, даже одобрял ребят.

И в то же время он свирепел и бесновался. Они должны доверять ему. Она его не съест — они это скоро увидят. Он и ее и их свернет в бараний рог. Джега сжимал кулаки и тряс ими зло я упрямо:

— Постойте, еще посмотрим, чья возьмет!

Но, придя домой и усаживаясь за стол против Юлочки, забывал Джега обо всем, слушая ее оживленную болтовню о новой квартире, о ремонте, печах, улыбался в ответ на ее улыбки, хотя и не разделял ни в какой степени ее квартирных восторгов.

Он не чувствовал дела, огня не чувствовал в том, что со вдохновением вершила Юлочка. Сыпался мусор с потолка, крошился щебень под ногами, глина, доски. «Плевая какая-то, гнилая стройка», — так думалось Джеге. Видал раньше этот щебенной лом, известь, камни, бревна на заводском ремонте, на постройке новых мастерских. Но там разорение и неурядица стройки были для него и милы и приветливы. Чуял он свое в этом, чуял — жизнь строится. За кучами щебня видал корпуса фабричные, и не продал бы он за миллионы этого мусора.

Совсем не так было со «строительством» в его квартире. И тут строились — дело, видимо, делали. Из кучи кирпича вырастали печи, — шершавые, ободранные стены обтягивались чистотой и гладью. Все вокруг приходило в порядок. Шла стройка, всегда радостная и бодрящая стройка. И вот не мог никак Джега принять этой стройки, вдохнуть в нее смысл и радость. Была она чужой ему и ни к чему, как ни к чему чужая красивая женщина, когда любишь крепко свою, некрасивую и единственную.

И кирпич, валявшийся под ногами в его квартире, был совсем не такой, какой валялся на дворе отстраивающихся новых мастерских. Был этот просто хламом, мусором, и все дело с ремонтом в его квартире казалось ему хламовым, мусорным.

А Юлочка носилась с этим ремонтом так, как если бы было это дитя дорогое, бесценное. Были хлопоты ее увлекательны и горячи. Целый день она проводила среди деловитой музыки ремонтных топоров. Вечером сидела и думала долго, упорно, мучительно наморщив брови: подойдут или не подойдут к столовой серовато-коричневые обои и решиться ли, наконец, купить виденный ею сегодня полубуфет?