Прыгун - [43]

Точно ветром меня сорвало с проклятого балкона. Я не стал более ничего комментировать и поменял пятый уровень на четвертый.

Меня обожгло абсолютом, который теперь свирепствовал здесь. Чтобы отогнать странное ощущение победы-поражения, я влился в него со всего размаху. И через пять минут выбрался опустошенным.

Ядовитые языки звука с трудом отпускали меня, их раздвоенные кончики захлестывали тело, оставляя рваные раны не только на коже, но и на душе и в мыслях.

Странные месяцы света расплескало по сторонам, в совокупности они выглядели сотнями дьявольских ртов, истерично надо мной хохочущих оглушающим голосом музыки.

Край моего глаза опять поймал призрачное мерцание, она курсировала где-то рядом, совсем недалеко. Видела меня, но старалась, чтобы я не видел ее. Я и не стремился, пожелав покинуть измерение и на ходу вдеваясь в перемещенную когда-то на пояс майку.

Лестница, битая плитка, темный портал вновь встретили меня. Я хотел, чтобы это произошло быстро. Целился воспаленной головой глубоко прочь отсюда. Я хотел ощутить на себе тяжелое неповоротливое тело реальности, размозжить себя им, придавить крепко-накрепко к плоскости. Однако сильные тонкие руки со сложным длинным ярким маникюром неожиданно и цепко оплели мои стремящиеся плечи, шею, голову. Их замок был настолько уютен и крепок, что я мгновенно обмяк, тело мое замерло…..ослабло…

повисло.

поддалось.

«...ты мой...»

Ур и Ит

Странный, странный ночной мир.

Проблески цивилизации остались далеко позади. Впереди асфальтовая лента, вьется, мечется, кидается влево, вправо, намереваясь сбросить тебя со своего разбитого, старого тела. Клонятся к земле деревья, взявшиеся за руки, темь придала их морщинистым лицам осмысленное выражение. Лобовое стекло замыл ено горой еще дневных трупов сдуру выбившихся на шоссе насекомых, вздумавших помахать в этой зоне смерти прозрачными крылышками. Они лишились движения так же неожиданно и непонятно, как это движение было приобретено ими.

Ухо полно музыки для медитаций. Трели распрыскивает во все стороны старенький «Пионер», который все тщится исполнять свои функции исправно, выбрасывая на табло марсианскую белиберду палочек и точек. Последние некогда были осмысленными знаками, а ныне — еще одно звено ночного северного мистицизма. Того, что вдруг часто задышал в боковые стекла, швырнул дорогу куда-то круто вниз и утопил автомобиль в глубоком тумане, будто во сне. Зачарованно завертелись на уставших шеях тяжелые головы, высматривая в белой повсеместности зловещие деревья, волшебные поля, рыжие скирды и жалящие лазеры чужих фар.

Самодовольное «Билайн» исчезло с экрана телефона, вынутого для неведомой цели, вспомнить которую в туманной пропасти, где растится ощущение одиночества и замкнутости, никто не в состоянии. Рука хватает вторую трубку, трубку водителя, но и там уже нет той самой надписи. Вместо нее прорезается иное — неведомые каббалистические знаки, сопряженные со знакомой приставкой — GSM. Последнее есть символ мира, что остался за спиной. Ты в рамках дорожного однообразия, где даже нет асфальта, а лишь бледная отрывистая полоса разметки, клочья тумана и странная вечность. Пусть часы послушно тикают, времени куда больше, чем думалось и чем могло бы быть.

И опять телефонные спазмы. Опять попытался народиться старый символ, и снова победил новый знак. Составное звено северного сияния, которое не дает чувствовать время. Зато четко познаешь плавный переход из одной реальности в другую.

Кто-то другой решил позаботиться о части нашей жизни — телефонах. Со сменой старого значка пришло ощущение, что наше автовторжение прошло не столь уж незаметно. Зря полагали, что ночь и туман надежно спрячут две дымящиеся головы в искристо-белой карете современности. Кто-то так же чувствует чужую жизнь, как чужая жизнь почувствовала его. Кто-то дает знак, кто-то приветствует приход в его родной мир — непонятные послания свихнувшегося «Пионера» в виде мириада точек и палочек, моргающих, пропадающих и меняющих даже музыку. Она одну часть дороги звучала так, теперь — из тех же инструментов, через те же аккорды выплеснулась иначе.

Точка М. плавно изменилась и стала точкой П. Старое осталось далеко позади, новое разверзлось.

Туман закончился так же быстро, как начался. Видимо, он служил чем-то вроде границы. Отдельные облачка попадались и дальше: цепляющиеся за кроны, лежащие на камнях, бегающие по полям, вразвалочку переходящие зону смерти прямо под оскаленным тупорылым металлическим носом.

Давно не было видно людей, каждый встречный или обогнанный автомобиль ожидался с замиранием сердца. Он свидетельствовал о том, что одиночество и замкнутость — лишь реакция мозга на погружение в нечто перпендикулярное тому, к чему существовала привычка.

— Я думал, дорога будет лучше, — задумчиво глядя в ничто, что нарезалось фарами, заявил водИТель.

— Должна быть лучше, — пожал плечами штУРман. — Хотя я обычно поездом.

— Точно не используется, — словно не для кого констатировал Ит.

— А может, мы сбились с дороги? — предположил Ур. — Мы что-то так долго ехали, музыка играла, мысли разные, могли и проскочить не там. Сейчас движемся по направлению в другое место.