Прыгун - [17]

Некоторое время это не служило причиной резонансов внутри супружеского мирка. Прошел месяц, другой, и неудовлетворенная привычка знать все и соответственно — быть уверенным начала проявляться в межполовых экспрессиях. Они перестали доверять друг другу, наталкиваясь на шероховатую кирпичную стену там, где привыкли искать успокоение. Минуло еще немного времени, и обнаружилось ощущение тех самых потемок, которые часто приписывают чужой душе.

В апогей семейной драмы, в момент, когда чье-то терпение дало трещину, и заявился к ним в гости самоубийца.

Поднялся на скрипучем лифте на последний этаж, где в углу подле мусоропровода флегматично ржавела металлическая лестница на чердак. Именно там располагался ведьмический офис, в который можно было войти либо договорившись заранее, либо, если приходишь не в первый раз, просканировав отпечаток пальца на дверном устройстве.

Наш герой приложил палец к сканеру. Люк с шумом отворился.

Мануа был рассержен, пребывал в сложной многоэлементной ярости, разветвленные щупальца которой вились над рыжеволосой головой невозмутимой Нирксаны. Оба кутались в белые мантии, из-под которых нет-нет да и выглядывали потертые джинсы и кроссовки. Отец был всколочен остатками волос, мать тоже не выглядела приглаженной.

Пахло благовониями, плавали и лениво взаимодействовали смутные фигуры, тонко рождаемые вечно тлеющими сигаретами. Полумрак мягко покачивался на многочисленных подушках. Стены и потолок, обитые черной бархатистой тканью, отливали глубиной. Казалось, все пять сторон не ограничены ничем, и фосфорический блеск манил попробовать пройти сквозь словно дышащую чернь.

Повсеместно валялись карты из странных колод. Вычурные лампы бледного цвета, одетые в деревянные сетки, в дружном множестве занимали пол, стены и потолок.

Со всем этим забавно сосуществовала современная кухня, представленная там же в виде гарнитура в стиле модерн, на пестрой столешнице которого мудро замер иссиня-черный кот.

Самоубийца ощутил смутное дежавю: показалось, что хозяйничающая на улице невесомая снежная пыльца похожа общим рисунком на столешницу. Кое-где, обильно оплывшие, дрожали крошечным пламенем жирные высокие свечи.

Мануа, то и дело разражаясь бранью, суетился из стороны в сторону по черно-белому ковру, на котором оставались и медленно исчезали его следы. А Нирксана позевывала в огромном черном кресле, театрально орудуя пилочкой в области левой руки.

Прыгуна они оба не замечали, озадаченные собственной драмой.

Тут же третьим находился, но не подавал признаков жизни некто Луций.

— Тебе придется, — вскричал вдруг Мануа, прицелившись во вторую половину острым пальцем. — Тебе придется впустить меня, детка… У нас нет иного выбора.

— С чего это? — флегматично вопросила подруга волхва, не отрываясь от ногтей.

— С того, что я заставлю тебя, — сквозь зловещую улыбку признался Мануа. — Если тебе нечего скрывать, какого хрена ты не пускаешь меня в башку?

— Не хочу, — пожала плечами Нирксана. — А скрывать мне нечего, дорогой. От тебя по крайней мере. — она театрально зачастила ресницами.

— Докажи, — безапелляционно потребовал отец, вперив в нее красноватые глаза. — Я хочу убедиться, твою мать. Хочу посмотреть и увидеть это сам, дорогая. Чтобы избавиться от паранойи. Понимаешь? Паранойя — моя родная сестра, поэтому, милая, не осложняй жизнь себе, мне и ей!

— Ты должен верить мне, Ваня, — упрямо гнула свое Нирксана. — Верь.

— Черта с два, — взвился Мануа. — Не хочу верить, хочу знать! — Он проорал последнее слово почти в лицо подруге. — Точно знать при этом! — Он было поднял над ней руки, но затем одумался и на всякий случай отскочил. — Пусти! — Он вновь впился в нее взглядом, еще больше налившимся кровью. Казалось, таким образом он силится проникнуть внутрь нее. Но Нирксана лишь задрожала. — Сука! — резюмировал Мануа, повернувшись к ней спиной.

— Привет, — помахал им ладонью смущенный Родик, на которого они вдруг одновременно посмотрели.

«.. приятно видеть ваши лики…»

— Ага! — обрадовался ничуть не смущенный Мануа. — Попрыгунчик явился. А я уж думал, что не увижу тебя.

— Спасибо на добром слове.

— Родик! — Нирксана ровно секунду повисела на шее вновь прибывшего и так же моментально вернулась в свое кресло. — Как полеты?

«...и откуда они все знают?..»

— Рассуди нас, — потребовал Мануа, меняя одну сигарету на другую.

— Кровоточение десны,

Наверно, с этим лишь сравнимо Поползновение весны

На homo sapiens либидо… — продекламировала Нирксана, сквозь зевоту, явно на что-то намекая. Пилочка в ее руках незаметно сменилась сигаретой.

— Иногда у меня создается ощущение, — заговорил наш герой, — что жизнь ваша исчисляется сигаретами. Каждое событие, каждый отрезок времени, который вы проживаете, метится очередной сигаретой. Вы начинаете чувствовать себя в рамках следующего отрезка-события, лишь пропустив его через призму курения. И идете по жизни от сигареты к сигарете, от пачки к пачке.

«...эстафетная палочка для самого себя...»

— Едва ли это та тема, которой я сейчас хотел бы увлечься, — тут же отреагировал отец, с улыбкой более чем маньячной. — Что говорить о сигаретах, когда в нашу эпоху эта предметика превратилась в символ полового созревания. Что есть сигарета в руках малолетней девочки, как не подсознательный сигнал маленькой самки некоему самцу о ее мнимой зрелости? Меня заботит сейчас иная концепция. Я не могу безболезненно впитать в свой мозг сложную данность. А именно — моя женщина заперла свою голову от меня. Тем самым перерезала горло моему спокойствию. Вопрос: почему?