— Может, обманывали, а может, нет. Только б одно дельце выгорело — возьмем столько монет, что и до Австралии хватит.
— Терпеть не могу лгунов! — кричит Петя и топает ногой, подражая тете Вере.
— Цыц, шкет, а то зенки выколю! — Робинзон тыкает расставленными пальцами, будто собирается немедленно выполнить угрозу. — Хозяин хазы шума не выносит. Правда, Крот?
— Долго возишься с ним, вот он и озорует, — ворчит Крот, его глаза, как серые мышки, на мгновение выглядывают из своих норок и снова прячутся под набрякшие веки.
— Долго-недолго, а Штырь наказал сохранять. Использовать как живца хочет.
— Ежли Штырь, дело другое. Он знает, что к чему. Ты, пацан, старших слушайся, а то не ровен час…
— Человек не вещь, его нельзя использовать, — утверждает Петя словами Арсения Семеновича.
— Э-эх, пацан, кого же использовать, как не человека! На том и свет стоит. Человек животину использует в хозяйстве и друг дружку. Ты покедова присматривайся, кумекай, что к чему. А то пропадешь со своей школьной наукой.
Так еще никто никогда с Петей не говорил. «Разбойники! — думает он, вспоминая страшные рассказы, и украдкой приглядывается к Кроту. — Жаль, Варида здесь нет. Доверился тогда Георгию Иннокентьевичу, а он — самый первый обманщик. Штыря и Робинзона отпустил — это раз, меня обещал домой отвезти, а отдал им. Что же теперь делать?»
Он вспоминал различные подсказки, читанные в книгах, слышанные от товарищей и взрослых, но ни одна не подходила. Откуда взяться, к примеру, коню, на спину которого он прыгнул бы с третьего этажа! Еще рекомендовалось вырвать пистолет или автомат из рук бандитов и направить на них, но у этих нет ни пистолета, ни автомата. В комнате нет и ничего напоминающего оружие, которое можно бы выдать за настоящее и напугать бандитов, чтобы потом их связать. А голыми руками, даже вспомнив все Витькины приемы самбо, «боцмана» — он это знал на печальном опыте — не осилишь.
— Не горюй, шкет, возьмем монеты, тебе долю выделим, — утешает его «боцман». — Купишь себе билет до Австралии.
Если бы Петя мог поверить ему! Но паруса на бригантине бессильно повисли…
— Деньги надо зарабатывать честным трудом, — раздельно и назидательно произносит Петя, вызвав взрыв хохота у своих «опекунов». Но хохот его не смущает, и он продолжает поучения с той же твердостью: — Нечестные приносят одни лишь…
Его речь прерывает звонок: длинный и три коротких.
— Штырь! — восклицает «боцман», и Крот, кряхтя и почесываясь, идет открывать. Возвращается один, наклоняется к уху «боцмана», шепчет:
— Штырь велел передать: дуй мигом к машине, жди его, где условились. А мальца я посторожу.
«Боцман» торопливо вытаскивает из пачки сигарету — волнуется все же — и, перекатывая ее в губах, забыв зажечь, ударом ноги распахивает дверь и выходит. Его удаляющиеся шаги еще некоторое время доносятся с площадки и лестницы.
Крот возится с какими-то вещицами в дальнем углу, разворачивает их и заворачивает в тряпицы, что-то пришептывает себе под нос, словно забыл о мальчике. Петя начинает поглядывать на дверь: а не попробовать ли? А вдруг не заперта? Ведь Робинзон вышел, никакого замка вроде и не трогая. Решено!
Он бросается к двери, толкает ее всем телом. Дверь не поддается и на миллиметр. Сзади слышится злорадное хихиканье:
— Не зашибись, малец, и дверь, гляди, не вышиби ненароком, не попорть. Она у меня старинная, дубовая. Теперь таких и не делают вовсе.
— Сейчас же выпустите! Меня ждут дома!
— Подождут.
— Нечестно обижать тех, кто слабее!
— А кого же обижать, милок, как не слабачков? На то они и на свете живут. А ты расти скорей, силу набирай. Тогда и тебе будет кого забижать. А покедова с рогаткой охотничай птичек или собачек палкой лупи, хе-хе, тренируйся. Да еще дружков своих или меньшеньких учись пристраивать для своей пользы.
— Зачем? — несказанно удивляется Петя. Никогда ему не давали подобных советов.
— В жизни сгодится. Жизнь — штука хитрая: не ты, так тебя. А более всего Штыря слушайся. Он — парень фартовый, вор в законе, с ним не пропадешь.
— Вор? Вы сказали — вор?! — вопит Петя в обиде на свою доверчивость. — А чего ж он капитаном назвался?
— Мало ли что человек о себе скажет! А ты не верь.
— Не верить взрослым? — Петин мир рушится.
— Взрослым-то не верь прежде всего. Словами людишки норовят мысли свои прикрыть. Детишкам неразумным еще иногда можно верить, а взрослым — ни-ни, они тебя враз присобачат: или служи на задних лапках, или на цепь.
— Я знаю, плохих людей ждет плохая участь.
— Э-эх, и в святцах так сказано: не убий, не укради… Каждому воздастся за грехи. Всенепременно. Страшный суд. Да когда он еще будет?.. А пока людишки суд вершат один над другим: неправедный над праведным, грешник над невинным, а в общем — сильный над слабым, а хитрый над дураком. Ездит на нем, помыкает, использует как может. А на что еще человеку ум даден?
— Неправда! Как бы люди жили тогда?
— А они и не живут, малец, маются. Э-эх, и менты маются, и блатные, и приблатненные, и я вот со своими монетами. Помирать скоро, болячки одолевают. Прошла она, жизнь. И не приметил, как прошла: ни кола, ни двора, ни детишек, ни внуков. Пожалей меня, малец.
