Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - [7]

– Дженни, оставь шоколад в покое и отойди от поддона – медленно, – говорю я ей, как можно лучше стараясь подражать голосу киношного психолога-переговорщика. – Я хотела попросить, может, поможешь мне кое в чем, но знала, как ты занята на работе, – объясняла я, обходя ее вокруг, забирая у нее из рук поддон, пока она не натворила бед себе или другим своим обжорством на почве безработицы.

– Работа! – всхлипывает тут же Дженни, и губы у нее начинают трястись. Она тянется сразу двумя руками и опять хватается за поддон с еще не заполненными шоколадками.

– Иисусе, да дай мне хотя бы до конца доделать! – сердито бросаю я и шлепаю ее по рукам.

Она вздыхает и в конце концов отпускает поддон с шоколадками и успевает усыпать крошками арахисового печенья изо рта все оставшееся лакомство, прежде чем повернуться ко мне.

Я убираю поддон подальше от нее да и от своего прожорливого взгляда тоже, пока меня саму не начинает подташнивать.

– Как я уже сказала, здесь есть куча дел, которые ты могла бы для меня сделать. Мне нужен интернет-сайт, созданный и поддерживаемый, нужно, чтоб кто-то занялся рекламой и всем, что связано с маркетингом этого заведения, в чем я не разбираюсь вовсе. На днях мне позвонили из одного журнала, хотели условиться об интервью, а я понятия не имею, что тут к чему. Понимаю, для тебя это не идеальная работа и, наверное, я не смогу даже близко платить столько же, сколько ты заколачивала раньше, но ты не согласишься поработать у меня, временно, пока не подыщешь себе что-то другое?

Визг, что вырывается у Дженни, преодолевает звуковой барьер и заставляет мелких собачек по всей стране заскулить от ужаса. Она обхватывает меня руками и принимается скакать вверх-вниз, вновь вызвав во мне тягостные ощущения при проявлениях восторженной любви, которые люди считают нужным выказать.

– Клэр, огромнейшее тебе спасибо! Обещаю, больше я не буду кукситься. Я такую работу покажу, что тебе захочется отодрать меня за милую душу!

Подняв взгляд, вижу стоящего за спиной Дженни Папаню. Вид у него такой, будто он предпочитает, чтоб его стошнило арахисовым печеньем в белом шоколаде, чем услышать ненароком наш разговор.

– Я просто… мне надо… пса моего голод одолел, – бормочет он, поворачивается и шагает прочь.

Дженни меня отпускает и смотрит, как мой отец быстро выходит из магазина.

– У твоего отца есть собака?

Я повела головой из стороны в сторону и глубоко вздохнула:

– Боже упаси.

3. Он в «Джаред» [11] покупал

– Слышь, Картер, когда я тебе вчера по пьяни звонил, я, случаем, не сболтнул, куда свои ключи подевал? – спросил Дрю, когда я зашел в гостиную.

Он рылся в диванных подушках, кляня все на свете и извлекая рассыпавшиеся монетки, мелкие игрушки-сюрпризики и прочие вещицы, которые находил по щелям и расщелинам. Я подхватил с придиванного столика бейсболку, натянул ее на голову и только потом повернулся посмотреть, чем он занимается. Мы с Дрю уже несколько месяцев не жили под одной крышей, и все ж как-то так получалось, что даже сейчас, когда мы с Клэр жили вместе, мне все равно случалось то и дело натыкаться на него, лежавшего в отключке на моем диване.

– Как же ты домой-то вчера попал, если у тебя ключей не было? Надеюсь, ты сечешь, что понятие «домой» я употребляю в широком смысле. Мне, положим, приятна твоя компания и приятно смотреть, как ты шатаешься пьяным вокруг моего дома в четыре утра, когда Дженни не открывает дверь, потому как принимает тебя за убийцу с топором, только все же живешь-то ты не здесь. Даже если ты так и считаешь, раз уж я всегда открываю тебе и впускаю в дом.

Из дивана, пока Дрю в поисках ключей без устали докапывается до самого Китая, выплывает мобильный телефон. Подхожу, подхватываю его и сую в задний карман. Теперь я вспомнил, почему впустил Дрю. Он не боится соваться рукой во все щели дивана до самого донышка. Я отлично знал, где посеял свой мобильник, только попросту боялся пускаться на его поиски. Под всеми этими диванными подушками притаились вещицы жуткие, просто жуткие. В этом-то я быстро убедился: как же иначе, когда живешь в одном доме с ребенком.

– Я, наверно, такси брал. Или пехом пер. Не помню: вечерок как-то смазался после того, как я у себя на члене товарные наклейки обнаружил, когда писать пошел, – на полном серьезе произнес он в ответ, вставая с колен и поворачиваясь ко мне лицом. Помятая, вся в пятнах тишотка с надписью «Спроси меня про мой громадный член» и одним оторванным рукавом свидетельствовала: ночка была бурной.

Я даже не берусь убеждать его, что, раз уж он оказался без ключей, когда уносил ноги из клуба или еще откуда, куда прошлой ночью забрел, это вовсе не значит, будто они вырыли себе норку в моем диване. Да и мысли у меня в тот момент были другим заняты. Оставляю Дрю и ухожу на кухню, направляясь к пиджаку, висящему на одном из стульев. Лезу в карман, достаю маленькую черную бархатную коробочку, открываю крышечку, чтобы полюбоваться на содержимое – в десятитысячный раз, с тех пор как купил на прошлой неделе.

Вид полуторакаратного платинового бриллиантового кольца, угнездившегося на белой атласной подушечке, заставляет мое сердце учащенно биться. И, не собираюсь врать, от него же к горлу словно тошнота подступает. Совсем чуть-чуть. Глаз не свожу с драгоценности, на выбор которой понадобилось восемь дней и шесть поездок в ювелирный. Основной бриллиант огранки «Принцесса»