Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - [34]

– Нет, я всамделе считаю, что нам нужно поговорить об этом, – настаивает она, и взгляд у нее делается каким-то обеспокоенным.

Я неловко смеюсь:

– Да нет, незачем. Давай просто сделаем вид, что этого не было. Я уже позабыл.

Она упирается руками мне в плечи, отстраняется и грозно бросает:

– Картер!

– Извини, ты что-то сказала?

Она фыркает и закатывает глаза. Ее явно раздражает мое нежелание вести милый дружеский разговорчик про то, что она скорее станет сосать волосатые яйца, чем будет моей женой.

– Да перестань! Тут дело серьезное.

Вроде сердечного приступа. Или члена, умирающего во влагалище от разрыва сердца.

– Я вполне уверена, что нам нужно поговорить о том, что ты вопил «МАМА МОЯ!», когда кончал, – сердито шипит Клэр.

– Ну, это уж извращением пахнет, Картер! Кто знал, что в тебе сидит такое?

Клэр удивленно взвизгивает, а у меня голова рывком оборачивается на голос Рэйчел в нашей кухне.

– МАМ! – вопит Клэр, сжимая ноги вокруг меня в попытке быть ко мне поближе и скрыть тот факт, что мы все еще пребываем в интимном сочленении.

– Тц-тц. Это так-то Картер орал? – смеется Рэйчел. – Извините, что прерываю кухонный секс. Отличная идея, между прочим. Я вам когда-нибудь рассказывала о том времени, когда занималась сексом на кухне какого-то «Макдоналдса»?

Клэр рычит, ее прищуренный взгляд, обращенный на мать, мечет молнии.

– Может, как-нибудь в другой раз! Просто заехала кошелек свой взять, который у вас оставила, – говорит та, делает несколько шагов к кухонному столу и берет со стула кошелек. – Вам, детки, приятной ночи. И уж позвольте мне добавить: у тебя очень миленькая попка, Картер. Клэр, не забудь про упражнения для мышц влагалища.

И с этими словами она поворачивается и выпархивает из кухни, мы слышим, как открывается и захлопывается входная дверь.

– Так что ты там такое говорил про то, что никто-никто из наших с тобой родных не в силах ничего порушить? – язвительно вопрошает Клэр.

12. Протокол кишки на кишку и дважды печенная картошка

– Чел, так она подумала, что ты орал: «Мама моя!»? Иисусе милостивый, никогда не слышал ничего лучше этого! Серьезно. Ты меня на всю неделю зарядил. – Дрю ржет и похлопывает меня по спине.

– Всегда испытываю удовольствие, когда тебя забавляет мое унижение.

Дрю ржет себе и головой трясет, работая над панелью стоящей перед ним машины. У нас есть три минуты, чтобы сделать с машиной то, что нам положено, прежде чем лента конвейера перенесет ее дальше, к следующей паре рабочих.

– Как ты выкрутился из этой ситуации? Вот что хотелось бы знать! – Джим подходит ко мне сзади, берет со столика наряд и что-то туда вписывает, терпеливо дожидаясь моего ответа.

– Ну, помогло, что мамуля ее зашла. Клэр все внимание переключила на ее замечание о моей заднице, а о том, мог или не мог я орать во время секса нечто совсем неподходящее, уже почти не думала. Плохо ли, что я так и оставил ее с мыслью, будто и впрямь назвал ее «мама моя», вместо того чтобы просто признаться, что на самом деле я произнес «выходи за меня»? – спрашиваю я.

– Я как-то с девчушкой встречался, – начал рассказывать Дрю, – которой нравилось звать меня в койке «папочка». Это даже как-то распаляло – до тех пор, пока я воочию не увидел ее папочку. Видок у него был, как у Дэнни Де Вито[44], только еще короче и волос поменьше. От него всегда несло так, будто он набздел или сыра швейцарского наелся, а еще ему нравилось лаять на крутых телок, когда те в людном месте проходили мимо него.

– От этого я отрекаюсь, – брезгливо замечаю я. – Клэр, поди, было бы проще считать, что я ей делал предложение, чем выслушивать эту историю.

– Ну, так и что же теперь в плане? Варианты с бейсбольным матчем и послесовокупительный у тебя не сработали. Есть еще какие трюки в рукаве? – шутит Джим.

– Подумывал о том, чтобы сделать это за ужином. В каком-нибудь по-настоящему романтичном месте. Ведь, кажется, ты как-то советовал мне так и поступить, ну, в тот вечер, после того, как мы смокинги примеряли, а?

Джим смущенно глядит на меня:

– Я? Не припоминаю. Хотя, учитывая, что тогда я проснулся в три часа утра в вашей ванне и без штанов, вполне возможно, что у меня появились по-настоящему хорошие идеи. – Потом оживляется и восклицает, с маху шмякая наряд на столик: – О‑о‑о‑о‑о! Верный вариант на все сто: ты должен сделать предложение во время банкета накануне нашего сочетания, в следующие выходные.

– Да ты что? Ну, не знаю. Это как бы наезд на вас с Лиз. Это же ваш особенный день.

– Притормози, Дѐвица-с‑манерами. Я ж не прошу тебя устраивать двойную свадьбу. Просто подбрось за ужином вопросик. Боже, молю, пошли мне сейчас мысли о чем-то еще, а не о бегающих по проходу в церкви, бутоньерках да обо всем особенном – тканях, нарядах, аксессуарах!.. – взмолился Джим.

– Может, на вашу свадьбу и часы на руках должны быть какие-нибудь особенные? Швейцарские, например? – вопрошает Дрю, изображая руками букву «Х» и выговаривая слова с особым шиком.

– Смешно. Только дождись, когда Дженни подцепит тебя на свои крючки, и тебе придется иметь дело с ее психичкой мамашей. Всякий раз, когда миссис Грэйтс заходит в комнату и сует мне на показ образчик какой-нибудь ленты, меня так и тянет сказать: «Нет, вы видели? Да оно мне на хер не нужно. Вот туда б оно и пошло». Еще один особенный оттенок для скатерти, чтоб стол покрыть, и я уговорю всех и каждого прихватить с собой закуски и складные садовые стульчики да завалиться к нам на задний двор, где Дрю примет по Интернету посвящение в духовный сан и совершит обряд, – горюет Джим. – На днях Лиз спросила, что я думаю насчет дважды печенной картошки. Откуда, на хер, мне знать? Я что, должен все это время думать насчет дважды печенной картошки? В этом я, стало быть, не прав? Это что, так