Прянишников - [68]

Уничижительные кавычки, в которые были взяты слова «творческие замыслы» и «идеи», должны были подчеркнуть тщету последних. Но этого ему было недостаточно. Вильямс прямо указывал на чуждое происхождение закавыченных идей:

«Монастырское наследие, пробравшееся в область естественных наук в виде богословского метода толкования, противоречащего и враждебного научному исследованию, еще до сих пор сохраняется в агрономии, — продолжал он, — под сомнительной защитой научных «талантов», перекрасивших форму, но скрывших реакционное содержание методологии, принятой в исследовательской работе».

Нет, все это было совсем не так просто и безобидно, как может показаться из дали времен…

Но нет ли здесь ошибки? Быть может, нападки Вильямса действительно относились к «ползучим эмпирикам», которых всегда хватало? Нет, он не собирался вуалировать свои мишени.

«Доказывать, что самое совершенное культурное растение, обладающее благодаря массовому отбору самой высокой способностью к усвоению максимального количества света и тепла, может выявить свою высшую эффективность — дать высокий урожай только в том случае, если оно, кроме защиты от сорняков, вредителей и других условий, непрерывно и одновременно снабжается в максимальных количествах необходимыми ему элементами зольной и азотной пищи и водой, — значило бы ломиться в открытую дверь. Но эту азбучную истину приходится подчеркивать лишний раз потому, что еще остались люди, сеющие неверие в эту объективно присущую природе закономерность и утверждающие в своих трактатах, что плодородие почвы — синоним обеспеченности ее только «питательными веществами» («Саратовская» школа и особенно академик Прянишников со своей агрохимической «школой»)».

Это уже была, как выражаются военные, «операция на уничтожение противника».

Читатель должен знать, что скрывалось за публичным сопоставлением «Саратовской» школы и школы Прянишникова.

«Саратовская» школа в лице ее главы — академика Н. М. Тулайкова — к тому времени, когда писались и печатались эти строки, физически перестала существовать. Публикуя свой перечень врагов травополья, Вильямс недвусмысленно спрашивал: «Кто следующий?»

Необходимо напомнить, кто же погиб первым?

Крестьянский сын Николай Максимович Тулайков в студенческую пору также принимал активное участие в научной работе лаборатории питания растений Московского сельскохозяйственного института. Лекции Д. Н. Прянишникова привлекли к себе внимание Тулайкова новизной излагаемых в них вопросов. Вместе со студентом С. М. Кочергиным он составил подробные записи этих лекций, и они были изданы в этом виде в 1900 году.

Совместная работа Н. М. Тулайкова с Прянишниковым привела впоследствии к их дружбе, не прерывавшейся и тогда, когда Николай Максимович заместил безвременно умершего Коссовича, приняв на себя заведование сельскохозяйственной химической лабораторией Департамента земледелия, находившегося в здании Лесного института в Петрограде.

Лаборатория, руководимая Н. М. Тулайковым, скоро приобрела широкую известность как центр смелой научной мысли и как образец совершенной организации лабораторных исследований. Здание, где находилась эта лаборатория, до наших дней сохранило обиходное название Тулайки, хотя обучающаяся сейчас там молодежь ничего не знает об истории этого названия.

В 1920 году, избранный профессором кафедры частного земледелия Саратовского института сельского хозяйства, Тулайков перенес свою деятельность в Поволжье. Одновременно с научной работой он развернул обширные исследования на Саратовской сельскохозяйственной опытной станции. Со временем станция была реорганизована во Всесоюзный научно-исследовательский институт зернового хозяйства, и Тулайков оставался его директором до августа 1937 года.

Избранный в 1932 году действительным членом Академии наук СССР, Николай Максимович со всем пылом отдался осуществлению обширной программы превращения «солнечного знойного сурового края» засушливой зоны в безотказно действующую житницу страны. Он создал своеобразную школу «сухого земледелия». В центре внимания этой школы было и создание благоприятных условий для развития культурных растений, и подбор наиболее засухоустойчивых и продуктивных культур и сортов, и борьба за высокую техническую вооруженность хозяйства, обеспечивающую необходимый уровень агротехники.

Важным залогом поднятия производительности земли Тулайков считал творческую работу специалистов, знание местных условий сельскохозяйственного производства, широкое использование местного опыта. В связи с этим он часто ссорился с работниками Наркомзема и местных земельных органов, никак не мирясь с тем, что они считали для себя возможным давать на места директивные указания, руководствуясь исключительно общими соображениями и не имея никакого представления о том, как в действительности складываются условия производства даже в каждом отдельном районе, а не только в колхозе или совхозе.

Особенно решительные возражения вызывали у него попытки навязать зерновому хозяйству юго-востока травопольную систему земледелия. Он подготовил капитальный научный труд, в котором с большим знанием дела принципиально и остро подверг критике основное положение учения о травопольной системе земледелия. Тулайков доказал полную несостоятельность и необоснованность исходных положений этой системы, подверг суровой критике многие неправильные, надуманные взгляды В. Р. Вильямса в области почвоведения, агрохимии, земледелия и растениеводства.