Prudentia - [82]

– Это больше не будет легкой прогулкой в глубь их земель. Если мы попытаемся продолжить путь на Восток, каждый наш шаг придется столь щедро поливать кровью, что впору высадить лес.

Граф Лаубер молча слушал, время от времени кивая головой. Он выглядел случайным зрителем на этом представлении, ничуть в нем не заинтересованным и даже лишним. Но Гримберт знал, что от внимания графа не укрывается ни одно сказанное слово. Ни одна мелочь.

Возможно, он учел какие-то мелочи, упущенные им самим.

Глупо, бессмысленно, нелепо, но…

– Так вы решили назначить меня виновником провала? – Гримберт скрипуче рассмеялся, хотя, видит Господь, никогда смех не давался ему с большим трудом. – Возложить на меня вину за никчемно проведенный штурм? Браво!

Алафрид метнул в него взгляд, тяжелый, как кумулятивное копье. Этот взгляд, пожалуй, прожег бы цельнолитой стальной панцирь.

– Штурм захлебнулся из-за вас, маркграф. Пусть и с потерями, но он развивался согласно утвержденному мной плану. Прежде чем вы не ударили вероломно в спину наступающим порядкам наших союзников-квадов. Это полностью дезорганизовало наступление. Прочие части, решив, что Туринское знамя перешло на сторону лангобардов, были вынуждены остановить прорыв или даже вернуться на прежние позиции. Возникли хаос и паника. Которыми лангобарды не преминули воспользоваться. А наши основные силы под управлением графа Лаубера, вместо того чтоб овладеть рубежами и задавить сопротивление, были вынуждены отклониться, чтобы нейтрализовать угрозу в тылу.

– То есть устранить меня.

Механический голем с лицом Алафрида не переменил выражения. Он был сдержан и холоден, точно в его жилах вместо горячей человеческой крови давно бежали консервирующие жидкости.

– Любой человек, в разгар боя принявшийся кромсать союзные войска, есть в первую очередь угроза. У вас есть право испытывать к этим наемникам неприязнь, господин маркграф. Но ударить им в спину во время боя, лишь бы свести старые счеты… Это может быть расценено только как мятеж.

Мятеж.

Это слово показалось Гримберту коротким кинжалом, который без замаха всадили ему в бок по самую крестовину. Враз стало тяжелее дышать. Опасное слово. Страшное слово.

Ему не раз приходилось видеть, как это слово отправляло владетельных баронов, знатных графов, а иной раз и прославленных герцогов прямиком на эшафот, в объятья имперского палача.

В тот самый путь, который он избрал для Лаубера.

– Квады изменили клятве! Они присоединились к лангобардам!

Кажется, во взгляде Алафрида впервые появилось что-то вроде интереса. Так что на миг он даже вновь стал похож на прежнего себя. Только лишь на миг, но и это показалось Гримберту обнадеживающим знаком.

– Что заставляет вас так считать, господин маркграф?

Гримберт машинально подался вперед. Стражники не среагировали на его движение, но по тому, как слаженно их руки легли на рукояти кацбальгеров, стало ясно, что невидимая граница между Гримбертом и сидящими за столом людьми очерчена явственно и очень строго.

– Я получил сообщение по рации. Квады собирались тайно примкнуть к еретикам и нанести нам коварный удар!

– Кто передал вам это сообщение?

– Граф… Граф Лаубер. – Гримберту стоило большого труда произнести это имя без выражения. – Граф Лаубер сообщил об измене квадов. Исходя из этого я вынужден был пересмотреть тактику и…

Алафрид не дал ему договорить.

– Не могу подтвердить это или опровергнуть. Радиосвязь во время штурма была нарушена, так что многих переговоров, которые велись меж баннеретами, я не слышал. Граф Лаубер, вы подтверждаете сказанное маркграфом Гримбертом?

Граф Лаубер был спокоен, как пруд под сенью густых деревьев в мягкий осенний день. Но под слоем опавших листьев угадывалась не вода, а тяжелая густая жижа сродни сырой нефти.

– Нет.

* * *

Кажется, в зал ворвался порыв ветра – Гримберт отчетливо услышал легкий гул. Но стекла были целы, а двери – закрыты. Вероятно, не ветер, просто загудело отчего-то в ушах, вот и все…

– Так вы не сообщали ему про измену квадов?

Лаубер медленно покачал головой. Движение, безотчетно напомнившее Гримберту покачивание бронированной башни на плечах «Уранового Феникса». Не человеческий жест – размеренное поступательное движение механизма.

– Совершенно исключено. Квады не совершили ничего такого, что позволило бы упрекнуть их в нарушении клятвы верности.

– И вы не обвиняли их в измене?

– Разумеется, нет. Мне бы и в голову это не пришло.

Тот Алафрид, которого знал Гримберт, насторожился бы. Но не этот. Этот даже не переменился в лице.

– Значит, маркграф Туринский самовольно, ведомый одному ему известными мотивами, атаковал верные императору части?

– Полагаю, что так, господин сенешаль. Вынужден предположить, что Па… маркграф Гримберт атаковал квадов, руководствуясь личной неприязнью. Вероятно, он полагал, что в суматохе штурма мы будем слишком заняты лангобардами, чтоб обратить внимание на его собственную войну.

Мир перед глазами Гримберта потемнел, как в тот раз, в визоре «Тура». Кажется, его рука машинально зашарила по ремню, чтоб нащупать рукоять инкрустированного рубинами лайтера. И замерла, не обнаружив ни оружия, ни самого ремня.