Прозрачные воды южных морей - [99]

Мэй содрогнулась, представив процесс… Кстати, несмотря на свою миниатюрность, она была не такой уж и легкой — пятьдесят восемь с половиной кило при росте сто пятьдесят один (эти цифры она знала точно — специфика "профессии")! Следствие чисто мясной двухлетней диеты: почти сразу после ее удочерения приемные родители разорились — у кур на их ферме нашли какую-то несерьезную болячку, из-за которой мясом нельзя было торговать. И пришлось медленно забивать всю куриную ферму ("нелегальная" продажа мяса шла очень плохо). Два года подряд вся семья ела только куриное мясо, яйца и овсянку (овсом кормили этих чертовых кудахчущих недоптиц). Рыба, овощи и фрукты были тогда мечтой — мяса было много, а денег на что-либо другое — ни юаня.

Так что, получается, сейчас Роберта на вытянутой руке спокойно держит полцентнера веса! Представив себе мачете в руках человека с такой силищей, Мэй содрогнулась еще раз.

Кстати, этот монструозный ужасный тесак как раз висит на стене в кабинете сеньора Лавлес в многочисленных рядах прочего холодного оружия.

("Это мачете, сеньорита Мэй! Данный конкретный экземпляр — мачете армии США образца сорок третьего года. Очень популярная модель в годы Вьетнамской войны, между прочим… Пыль с него смахивайте осторожно — я все оружие содержу в примерном состоянии… даже то, что кажется вам древним… да-да, даже эти доспехи и эти пищали").

— Ну, давай, я тебе за уроки буду в два раза больше платить!

— В четыре.

— Эй! Это беспредел! И вообще, любопытная девочка просто смотрела красивую резьбу на этом непонятном железном ящике! Ты ничего не докажешь! Давай, в три раза.

— … и завтра ты берешь расчет.

— Ты чего! Меня же убьют, если я ничего не принесу! Куда я из вашей дыр… замечательной Венесуэлы денусь — языка не знаю, за душой ни гроша!

— Либо тебя убьют те, кто тебя сюда послал, либо тебя убью я. — Такое впечатление, что Роберта вот-вот уснет — настолько у нее был сонный, тихий и слабый голос. — Но они — далеко, а я — близко. Мачете — это такой широкий тяжелый нож. Почти сабля. При вхождении в тело получаются непередаваемые чавкающие звуки. Отсекает руку у взрослого мужчины с одного удара. Но я — простая слабая горничная — с одного раза у меня не получится… так что начну я с пальчиков… потом запястья, потом локтевой сустав… Конечно, не сразу — а то загнешься от болевого шока. Где-то завалялась орухо. Неплохое обезболивающее, кстати.

— Врешь! У тебя в тайничке "Бейлиз" стоит! Алкоголичка!

Роберта едва заметно вздрогнула, рука на загривке сжалась. Но говорила она все так же тихонько и невыразительно:

— Ничего… и орухо сгодится для этих целей. А я в это время, так и быть, буду пить свой "Бейлиз".

— А давай, ты меня отпустишь. И я тебе расскажу, кто и зачем.

— Это я и так узнаю. В любом случае. Пару зубов тебе выковыряю — сама все расскажешь.

— Эй! Не трожь мои зубы! Знаешь, сколько бабок я на них уже потратила! Давай, договоримся!

— Переговоры — это когда все важные и солидные в костюмах и по разные стороны стола? Но я — всего лишь простая слабая горничная семьи Лавлес…

"Переговоры зашли в тупик" — Подумала Мэй, промолчав.

— Ты… совсем не боишься? — поинтересовалась Роберта. — Ты больная?

— Ага. — Кивнула Мэй, но тут же замотала головой. — То есть нет. То есть не боюсь, но — сама ты больная!!!

Честно говоря, для смелости были некоторые основания. И, нет, это была не только ее фирменная легкомысленность (вот, кстати, Шеньхуа эту ее легкомысленность всецело одобряла и поддерживала! Потому что "типа prikolno"!). Дело в том, что за дверью в коридоре стоял сеньор Лавлес. И недавно приобретенное чутье говорило — он тут отдельно от этой Роберты. А такой… такой мужчина просто не допустит, чтобы кто-то обижал маленькую и беззащитную Мэй! Просто обязан не допустить!

Правда, почему-то он не вмешивается… А вдруг он всецело одобряет действия Роберты? Вдруг — это он специально, чтоб потом сказать полиции, что ничего такого не видел и — ни сном, ни духом? Хотя, какая там полиция — у нее гостевая виза кончилась уже неделю назад!

Но вмешаться сеньору Лавлесу все-таки пришлось…

По коридору, цокая нестриженными когтями и делая носом хрюкающие "Чух-чух-чух" не скрываясь (а чего ему, собственно, тут скрываться?), трусил "сеньор Лазло" — чистокровный "англичанин". Вот он остановился в том месте, где стоял сеньор Лавлес и столь же шумно, как до этого "чухал" по коридору, втянул аромат хозяйских носков. Тихое шлепанье — это сеньор Лавлес потрепал бульдога по загривку.

"Сеньор Лазло" благожелательно хрюкнул и зацокал в кабинет — принимать почести от прочих своих подданных — других обитателей имения Лавлес.

— Лазло, фас! — Скомандовала Мэй. — Плохая Роберта! Плохая! Фас! Кус-кусь ее! А я тебе пузико почешу!

Тонна фирменного бульдожьего высокомерия подобно вязкой патоке залила кабинет. С королевским равнодушием пес уронил зад на пол и зевнул, чавкнув огромной пастью, высокомерно рассматривая не поделивших что-то горничных, умильно двигая бровями и косясь на дверь в кабинет.

— Сеньориты, вы свет не хотите включить? — Поняв, что скрываться далее бесполезно, спросил дон Диего, входя в кабинет следом. — Роберта, все эти новые молодежные веяния… Ну, я — человек широких взглядов, но вы бы могли заняться этим в одной из своих комнат. Поставь сеньориту Мэй на пол, пожалуйста. Сеньорита Мэй, вы мне ничего не хотите рассказать?