Прозрачная маска - [121]

— Как ни странно это прозвучит, но я буду откровенен… — продолжал он. — С ее матерью мы сошлись по любви. То, что мы не поженились молодыми, было нашей общей болью, но по прошествии более чем двадцати лет чувство все-таки соединило нас. Не буду распространяться о причине столь позднего решения, да это и неинтересно. Во время ее первого замужества мы продолжали поддерживать связь. Ее муж был моим коллегой, он рано умер… Подозреваю, что в детстве Йонка догадывалась о наших отношениях и поэтому не хотела принимать меня за близкого их семье человека… В сущности, она все время всем своим видом показывала это. Осмелюсь даже заявить, что она просто ненавидела меня. Особенно это стало проявляться после смерти ее матери. Йонка систематически вызывала меня на скандалы, но я терпел и сдерживался до тех пор, пока она не стала унижать меня. Она понимала, что рано или поздно я не выдержу ее издевательств и буду вынужден уйти… Дом превратился в постоялый двор, я не знал, кто входил и выходил из него. Работать уже не мог. Когда делал ей замечания, она с ехидной усмешкой намекала на мою связь с матерью. Потом, как наследнице, ей захотелось, чтобы я освободил квартиру. Я надеялся, что Йонка образумится, но на следующий день она заявила, что я являюсь квартирантом и должен платить ей…

Как раз в это время она подружилась с одним молодым человеком из соседнего кооперативного дома, по имени Димитр Райков, который стал нашим постоянным гостем. Я наивно подумал, что она решила выйти за него замуж и поэтому хочет избавиться от меня. Я спросил о ее намерениях, но она рассмеялась и сказала, что я, мол, сужу о многом слишком элементарно… Не знаю, говорить ли дальше? Ладно, раз уж начал, скажу! Оказывается, Райков попал в тюрьму за кражу, а она со спокойной совестью заявила: «Он мне уже надоел, я высосала из него все, что мне было нужно». Это признание ошеломило меня, я ужаснулся, в какую пропасть катилась Йонка. Но предпочел оставить ее в покое. С этого момента всякие отношения между нами прекратились, и при встрече мы стали обмениваться лишь обычными приветствиями…

— Знаете, вы единственный человек, который не говорит о ней как о добром и сердечном человеке. Не думаете ли вы, что она могла так относиться только к вам и что ваше мнение является слишком субъективным?

— Возможно… Однако хочу добавить, что я заметил в ней эту черту уже давно. Йонка обладала талантом вызывать симпатию у людей, ей удавалось это очень легко, за исключением одного меня. Убежден, что с годами она развила эти способности.

— Кто сообщил вам о похоронах?

— Ее муж.

— Что вы думаете о нем?

— Я не знаю его, но не верю, что он был случайным явлением в ее жизни. У Йонки все было продумано и запрограммировано, даже ее смерть, как бы парадоксально это ни звучало.

— Это уж слишком!

— За короткое время я столько натерпелся от нее, что мне хватит на всю жизнь. Жаль, что вы не знали ее! — тяжело вздохнул Драголов.

Нестор пытался понять архитектора, оценивая ту сложную ситуацию, в какой оказался этот человек в результате своего брака, и был готов даже поверить ему до некоторой степени.

— Теперь, когда вы знаете, что случилось с ней, вы не хотели бы высказать какое-нибудь предположение?

— Нет, это ваша работа!

— Вы правы! — произнес Нестор и встал.

Возвращаться в управление было уже поздно, и Нестор отправился к сыну в школу. Подойдя к зданию, он прислонился к ограде и стал ждать конца школьных занятий. Его мысли все время вертелись вокруг рассказа Драголова. Наконец входные двери распахнулись, и дети, размахивая сумками, начали выскакивать во двор.

Борис, крупный для своих десяти лет мальчик, при виде отца смутился. Не так уж часто его встречали из школы. Сдерживая радость, он быстро подбежал к отцу.

— Здравствуй, Несси! — произнес сын, ударяя протянутую отцовскую руку своей ладонью.

— Здорово, Моби Дик!

Они двинулись домой. Борис широкими шагами старался поспевать за отцом. Мальчику очень нравилось идти рядом с ним. Нестор с сожалением подумал, что редко ему удается доставлять сыну такое удовольствие. Летом он специально провел с ним отпуск в Родопах, взяв с собой палатку и самые необходимые вещи. Отцу хотелось закалить ребенка и развить у него практические навыки. Борис хорошо справился с трудностями походной жизни. Однако Нестору не очень понравилась излишняя чувствительность Бориса. Всякое попадавшееся в пути мертвое существо сильно расстраивало его, и отцу приходилось подолгу успокаивать сына. Как-то в школе Бориса побили дети. Он объяснил отцу, что не мог дать им сдачи, поскольку ребятня была меньше его и он, мол, просто не имел права обижать их. Нестор часто задумывался над тем, каким должен быть его сын — твердым, напористым, даже нахальным, или добрым и чистым с вытекающими отсюда последствиями. «А не занять ли его настоящим мужским спортом? — иногда спрашивал он себя и тут же отвечал: — Но ведь Борису не свойственно распускать слюни… Конечно, ребенку не хватает материнской ласки, которая уравновешивала бы его эмоциональность». И эти размышления причиняли страдания отцу.

— Несси, сегодня я чуть не получил двойку.