ПроЖИВАЯ. Как оставаться счастливым, проживая самые сложные моменты жизни - [11]
– Так и не будет, ты же все скважины закрыла. Открыт люк, куда усвистывает энергия. А восполнять как? Не обязательно уходить от мужа. Просто выйди из этой машины. Выбери себя. Время пришло. Ты будешь рядом, когда нужна ему, но когда нет химии или операций, ты будешь там, где много воздуха и вдохновения. Это как… Ну, выйти из больничной палаты и подышать. Ты заслужила. Такой сомнительный подвиг – умереть на коврике его койки в приступе самопожертвования. Он не оценит. И дети не оценят.
– Авария, говоришь… – Милена задумчиво смотрит перед собой. – Танцы, говоришь… Пандемия же, ничего не работает. Макс говорит: если можно не ходить, лучше не ходить.
– Он прав. Ему лучше. А тебе? А если ты с ума сойдешь, это тоже лучше? А это видимо, в комплекте идет с домоседством и гарантированным отсутствием вируса. Где ты, Милен. Где ТЫ? Найди себя, верни на игровое поле. И не пешкой, а королевой ситуации. Яблоку надо вернуть соки, и об этом может позаботиться само яблоко. Пока больше некому.
– Спасибо за витамины, Оль.
– Пожалуйста. Обращайся, – я кивнула на коробочку. – У меня девочка знакомая в фармацевтике.
– Я не про эти. Я про разговор…
– А. Ну за ними тоже обращайся. Иногда просто поговорить с тем, кто не обесценит – вставляет круче любых витаминов. Я таких собеседников называю люди-витамины.
– У меня сегодня в этом плане прям комбо, витаминный заряд, – смеется Милена.
Так приятно слышать ее смех.
– Милена, как ты?
– Я? Знаешь, лучше.
– Вот. Вот это правильный ответ. Я сначала спросила «Как ты?», а ты рассказала про тромбоциты у Макса. А на вопрос «как ты?» надо отвечать, как ТЫ. А чтобы было, что ответить, надо, чтобы была ты. И твоя жизнь.
– Знаешь, – говорит Милена уже в дверях. – Я в детстве сожрала всю упаковку аскорбинок, чтобы не заболеть перед соревнованиями. Думала, чем больше витаминок, тем больше шансов. И заболела все равно. Понимаешь?
– Так ненавязчиво меня еще никто не отшивал, – смеюсь я.
Очень важно в любых жизненных обстоятельствах жить так, чтобы было что ответить на вопрос «как ТЫ?»
Костюм
Я была подростком лет шестнадцати или семнадцати и самой прилежной в мире девочкой, пока не случились первые влюбленности.
Мама не пускала меня на свидания с мальчиками. Считала, что мне рано.
– Ты не пускаешь меня на свидания! – ныла я.
– Только с мальчиками, которые мне не нравятся, – возражала мама.
– А тебе все не нравятся. Даже отличники!
Я злюсь. Бунтую. Сбегаю на свидания обманом.
Однажды мы даже подрались с мамой в прихожей. Ну как подрались… Мама схватила меня за плащ, а я пыталась вырваться и вырвалась, но плащ порвался по шву в районе рукава.
– Вот и ходи оборванкой! – кричала мама вслед, в закрывающиеся двери лифта.
Сложные времена. Денег нет. Мама работает на двух работах, но не хватает ни на что. Вечно еле сводим концы с концами.
Папа периодически устраивается на работу, но его тут же увольняют. За пьянство. Он пьет лихо, постоянно и обреченно, но при этом уверен, что в любой момент может бросить. Все как у профессиональных алкоголиков.
Я мечтаю о море, платье и новом плаще. Этот – штопаный, и шов на рукаве заметен.
Одни капроновые колготки ношу месяцами. Когда умерли бабушка и дедушка – папины родители, с которыми я жила все свое детство, – вопрос наследства возник не сразу: все проживали серьезный стресс из-за того, что вмиг кардинально поменялись судьбы большого количества родственников.
Например, моя. Я резко переехала в большой город из маленького, стала жить с родителями, пошла в новую школу.
Когда прошло время и все немного адаптировались к ситуации, вопрос наследства окончательно назрел, и папа полетел его делить в маленький город.
Там были квартира, дача, машина. Это все теперь принадлежит двум братьям, один из которых – мой папа.
Мама замерла. Если обналичить половину этого наследства в деньги, можно закрыть все финансовые дыры, сделать ремонт в квартире и прожить какое-то время без панического безденежья.
Мама ждала папу, предвкушая финансовое… облегчение собственной участи. Эта участь называлась «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик».
МАМА УСТАЛА БЫТЬ СИЛЬНОЙ, ДОБЫТЧИКОМ. ОНА ПРОСТО ХОТЕЛА НА РУЧКИ, НО ХОТЕТЬ НА РУЧКИ – ЭТО СЛАБОСТЬ, НЕ СВОЙСТВЕННАЯ СИЛЬНЫМ ЛЮДЯМ. ПОЭТОМУ МАМА СКРЫВАЛА, ЧТО ХОЧЕТ ЭТОГО, ДАЖЕ ОТ САМОЙ СЕБЯ.
Папа вернулся с дележки наследства с ковром и сервизом. И все. Никакого облегчения, в общем, не случилось. Мама плакала. Нет, даже выла. Ковер? Сервиз? И все? А деньги?! Очень нужны деньги.
Папа был пьян. Бормотал что-то про деньги, но не разобрать. Мама поняла, что его киданули. И не просто киданули, а с треском. Кинули в него ковром и сервизом. И кто? Собственный брат!
Мама в приступе бешенства позвонила папиному брату.
– Как ты мог? – кричала она в трубку. – У нас же дети! Ты не его кинул, ты детей кинул!
Оказалось, что все не так, как кажется. Они договорились, что брат будет высылать отцу его долю по мере возможности. Заработает – отправит. Заработает – отправит. То есть деньги будут, но размазанные во времени невнятными необязательными траншами. Это лучше, чем ничего, но хуже, чем половина наследства.
