ПрозаК - [116]

©Лена Элтанг, 2004

Лена Элтанг. eidolon

mardi

Оттого что вы меня не знаете, то сквозняк вдоль спины, то будто душный ветерок в лицо, так бывает между вращающимися дверьми в аэропорту, и сразу запах обрушивается, самолетной горячей резины, и постного масла, и мокрой кожи, вы меня не знаете, а я вас знаю, знаю, сами же говорили о романах, что целиком помещаются в заглавия, вы тоже помещаетесь в свое имя — весь, целиком, с этими вашими глазами без радужки, близорукими, близко устроенными, с привычкой стирать что-то невидимое с лица, проводить ото лба к шее этими вашими руками на палец длиннее, чем следует, вы ведь маленький, меньше меня, это ужасно раздражает, но я потерплю, по другому вас и назвать не могли, идиотское имя, жан-кристоф, провальный вопрос в билете, второй вопрос был про серапионовых братьев, и я спутала с петроградскими, с теми, что каверин и лунц, а надо было про киприана и смерть в александрии, что с нами будет, когда вы меня узнаете? просто не понимаю что мы делали, ты и я, пока не полюбили друг друга? джон донн это, не пугайтесь, и перевод не мой, что, говорю, с нами будет? ваш русский чудовищен, вы путаете щекотку и щиколотку, сроду вам не прочесть моей книги, а ведь будет еще вторая, если я доживу до конца апреля, это если такое влажное, неопределенное, киммерийские сумерки, не то что парижские, здесь сумерки четкие, с настойчивыми пальцами, не то что ваши пальцы, поглядеть только, как вы закручиваете это свое кашне в два жалких жгутика, выходя из аудитории, а очки? а манжеты? вечно скачете через две ступеньки, обжигая ладонь о чугунные розы, это хорей? я стою у двери, для верных слуг нет ничего другого как ожидать у двери госпожу, пятьдесят седьмой сонет, как же вы надоели со своим бессмертным бардом, у вас окно между лекциями, да какое окно, форточка, сорок минут, выпьем кофе? я открываю рот, дверь хлопает, такая тяжелая пружина, ой, что с тобой? влюблена, в кого? в колокольчик, и колокольчик поднимает глаза, лиловые, без радужки, кто, говорит, пил из моей золотой чаши? и все закричали стейнбек, стейнбек, а вот и нет, чаша мананнана, подаренная кормаку, кельтский котел с вересковым зельем, моя бы воля, утопить вас в этом котле, окунать туда медленно, раз за разом, вы, что же, не заметили, что я в синем свитере на античной? друзья аристиппа упрекали его в трусости за то, что, когда дионисий плюнул ему в лицо, он не разгневался, ведь терпят же рыбаки, ответил он им, когда морские волны окатывают их с головы до ног — и все ради того, чтобы выловить какого-нибудь пескаря — я просто вылитый аристипп, поэтому стою тут, у двери, а утром я была в красном, на семинаре по королю лиру, так молода и так черства душой? так молода милорд и прямодушна, я ношу с собой красный свитер, когда две ваших пары в день, затем, что однажды вы спросите, что это за impressions en travestie? то синее, то красное, а я скажу — это чтобы вы меня заметили, а вы скажете — а! это же сара сиддонс, как тогда, в столовой, помните? моя assiette de thė — вылитая сара сиддонс, и все засмеялись, все мне уликой служит, все торопит, вечно вы катаете его за щекой, раскусив на цитатки, на карамельки, ему бы это не понравилось, между прочим

Vendredi

затем, что однажды вы спросите, что это у вас за impressions en travestie? то синее, то красное, а я скажу — это чтобы вы меня заметили, а вы скажете — а! это же сара сиддонс, как тогда, в столовой, помните? моя assiette de thė — вылитая сара сиддонс, и все засмеялись, все мне уликой служит, все торопит, вечно вы катаете его за щекой, раскусив на цитатки, на карамельки, ему бы это не понравилось, между прочим, а тут еще этот, ученик — замарашка, со своим португальским пришепетыванием, уверен, что я от него ошалела, хожу следом, как эльф, потерявший хозяина, читаю из-за плеча, с тех пор как мне законом стало сердце, еще один помешанный на стансах, гипсовый слепок, слепая копия, а вы и довольны, ну скажите, скажите же, как платон, обнимая кудрявого мальчика, прозревал истину, а женское платье от тирана дионисия постеснялся принять, а то мы забыли, и про беднягу метрокла, шумно выпустившего газы при любимых учениках, непременно скажите, а то знаете как бывает — сдали античку и забыли, он же берет меня за левую руку, ваш алкивиад, и кладет ее себе на живот, когда мы сидим на кухне, я голоден, слышишь? живот круглый, как китайский шарик, с бессмысленным каким-то пупком, quiėn sabe, как знать, может у всех ваших такие, на что ни посмотрит больной желтухою, все кажется ему желтоватым, это монтень? почему я здесь учусь, ведь на сен-жак, где вы покупаете молоко, можно и так видеть вас каждый день, если сесть за крайний столик в ше франсуа, зимой и летом в десять утра, sine qua non, можно ходить в концерт, скажем, в ле-аль, нечаянная встреча, липкие крошки от тарталеток, но мне же мало, мало, нюхать ваше пальто в темном коридоре, сидеть в вашей кухне с остывшим какао — вот моя растрава, joie de vivre, предел моего тщеславия, и все это ему, ему, задаром, просто так, вот уже три года, обесцененное его надутым лицом, вечно мaussade, с вывернутыми губами первого ученика, не было во всем городе никого, кто польстился на твою жену, цецилиан, пока она гуляла на свободе, но с тех пор, как ты приставил к ней стражу, толпы охотников осаждают ее, ах, ты, умная голова, вот вам ваш овидий, правда, я быстро учусь? вот вам моя рука, на ней ни пятнышка, поглядите же на вашу, о сухость, о чешуя и шерсть, о dereglement, вот моя острая грудь, мои острые колени, все розовое, новенькое, такое, как вы не любите, вы проиграете, я выиграю, и вы закричите viva voce, живым голосом, я хочу услышать этот голос, он у вас есть, где-то там, под мерзкой вашей плотью, кара твоя будет настолько изощреннее, насколько бог, которому ты поклоняешься, изощреннее других богов, это бразильская, горькая, жюль сворачивает мне зеленый листочек, оставь и мне, брось ты это дело, он уже вылетел из пьер-мендес-франс за эти штучки, вылетит и отсюда, вот и будет ему, какой же я холоп и негодяй, молчи, жюль, молчи, у меня мало времени, ваш аmitie amoureuse ждет меня у бобура, мокнет там уже минут двадцать, неделю назад не ждал бы и двух минут, как он смотрел на меня тогда в этой арке, ты что? покрутил пальцем у виска, а я не пускала, тянула за глупый лоскутный рюкзак, морж и плотник, слившиеся в одно, и погулять и поболтать приятно на песке мы будем с вами до утра бродить рука в руке