— Сколько времени-то сейчас? Уже за двенадцать перевалило или как? Когда в город-то приедем, сколько времени будет?
Рожок тоже уже не трубил. Кучер, немедля отправивший пирожки мандзю из-за пазухи в утробу, дремал, откинувшись назад сутулой спиной. Пучеглазая муха разглядывала с крыши дилижанса утрамбованные террасы грушевых плантаций, задирала головку к обрывистым вершинам, полыхающим алой глиной под жаром летнего солнца, смотрела вниз на внезапно появляющиеся горные потоки, прислушивалась к стуку возка, переваливающегося на перекатах высокогорной дороги, — а кучер все спал. Но из всех пассажиров дилижанса знала об этом, собственно, только та пучеглазая муха. Она перелетела с крыши возка на склоненную голову кучера, уже наполовину седую, затем села на взмокшую спину лошади, слизнула немного конского пота.
Дилижанс двигался к вершине. Лошадь начала осторожно поворачивать, следуя за дорогой, видимой ей из-под шор. Однако она не могла соотнести размеры собственного туловища и повозки. Одно из колес съехало с дороги. Коляска внезапно потянула лошадь вниз, и та встала на дыбы. Муха мгновенно взмыла в воздух. Она увидела брюхо лошади, в неистовом ужасе падающей вниз вместе с возком. Послышались громкие вопли людей, ржание, а затем вся эта мешанина — люди, лошадь, обломки дилижанса — беспорядочно обрушилась на берег потока; вскоре все это стихло и перестало двигаться. Только пучеглазая муха, наконец отдохнув и почувствовав силу в крылышках, взмыла в свободном полете в голубизну неба.
