Проза жизни - [80]

— А все благодаря вам, — сказал он, галантно целуя им руки. — Если бы вы сразу не обратили внимание…

— Но мы обратили внимание на этого режиссёра, а не на бандитов! — самокритично уточнила Тереска.

— Но мы-то в результате вышли на бандитов! Вы сказали, что за вами кто-то ездит, отсюда все и началось. Да и потом, если бы не тот переполох в притоне и не ваш Салакшак, который легко раскололся, оскорблённый в лучших своих чувствах, нам бы пришлось ещё здорово попотеть. Что и говорить, милиция вам многим обязана. Если на то пошло, так это не мне, а вам надо идти в офицерскую школу!

— Большое спасибо! — Шпульку даже передёрнуло от такой перспективы. — Мне вполне хватит того, что я засадила в темницу милиционера. Больше я никого сажать не собираюсь. Да и самой не хотелось бы оказаться ни в наручниках, ни с кляпом во рту!

Последняя её фраза была не просто красным словцом. Майор, расставив ловушку на контрабандистов и озабоченный соблюдением строжайшей тайны, беспокоился, как бы через подруг операция преждевременно не раскрылась. Он даже высказал слабое пожелание задержать обеих до её завершения.

— Скажите, вы с кем-нибудь обсуждаете это дело? — обеспокоенно допытывался он. — В школе или в семье?

— Упаси Боже! — ужаснулись обе в один голос.

— И вам тоже не советую это делать, — предостерегла его Тереска. — Особенно в школе. Нас примут за чокнутых и отравят нам всю жизнь. А в семье тем более. Никто ничего не знает и не должен знать. Иначе придётся бежать из дому.

— Скоро весна наступит.. — с протяжным вздохом сказала она — снова без всякой связи с предыдущим.

Весна её немного пугала. Пока ещё стояла зима, но известно было, что весна наступит, и довольно скоро. А весна — это, как известно, сирень, благоухающие вечера, пресловутые соловьи, о которых столько болтают, поют, пишут и которых полагается слушать вдвоём, в нежных объятиях… Полгода тому назад она ещё питала надежду на весну в объятиях Богуся, но теперь… Эх, лучше не думать!

Захватывающая, занимающая все мысли и время криминальная авантюра отошла в прошлое, и заноза в сердце Терески снова дала о себе знать. Ни одна весна прежде не будила в ней такой тоски и тревоги. Всякий раз Тереска радовалась ей блаженно и бездумно. Никогда ещё она не чувствовала себя такой несчастной и одинокой, как сейчас…

Своё несчастье и одиночество Тереска переживала как бы авансом, весна ведь ещё не наступила. Просто она ощущала, что с её наступлением она станет одинокой и несчастной, и это неизбежно, это неотвратимо, это естественные последствия трагедии с Богусем. Сенсационные события приглушили эту трагедию, но вот они исчерпали себя — и что осталось? История и репетиторство, проза жизни…

Вот уж нет! Прозе жизни Тереска никогда не поддастся! Плевать ей на соловьёв, весну, упоительные вечера и сирень! Свалит с плеч проклятую историю, которая доводит её до безумия трижды в неделю, и на свежую голову постарается внести какое-нибудь разнообразие в эту прозаичную жизнь. Пока ещё неизвестно, что именно, пока лучше подождать и позволить Шпульке передохнуть, пока ещё на дворе зима и можно обойтись бассейном, сдачей норм по плаванию и зарабатыванием денег…

— А вообще-то я тебе удивляюсь, — сказала Шпулька, тоже глубоко задумавшись. — У тебя такой успех, мальчишки бегают за тобой напропалую, в чем же дело? Почему тебя ни один не устраивает?

В голосе Шпульки звучало явное осуждение. Она прекрасно отдавала себе отчёт, что её ожидает, если Тереска в ближайшее время не заинтересуется каким-нибудь парнем и не направит на него избыток своей энергии, предприимчивости и времени. Тогда все это она захочет расходовать в компании со Шпулькой, а разве откажешь подруге! При одной мысли о том, в чем ей придётся участвовать, у Шпульки буквально волосы вставали дыбом. О том, чтобы полностью устраниться, и речи не было. В больших количествах Тереска была утомительна до невыносимости, но полное отсутствие Терески превращало мир в бесплодную пустыню. Единственный выход — ограничить Тереску до разумных пределов, а это было бы возможно, если бы на горизонте замаячил какой-нибудь неотразимый субъект.

— Кого конкретно ты имеешь в виду? — пренебрежительно фыркнула Тереска. — От всех этих сопляков меня тошнит. Или недоумки, или хамы, или самовлюблённые пижоны. Никто мне не нужен. Все они ничего не стоят.

— Так уж и все… А чего бы ты хотела?

— Дурацкий вопрос. Чтобы он в меня по-настоящему влюбился. Но не кто угодно, а такой… Такой, чтобы мне подходил. Не такой, как все.

— Богусь был такой как все, — осторожно проронила Шпулька, не зная, как Тереска отреагирует на упоминание о нем.

Тереска гневно фыркнула.

— Но сначала он казался не похожим на других. Ты же сама видела, что он особенный, сама говорила! Он был такой… чистый. И воспитанный, и обаятельный, и влюблённый. Только потом…

— Он был таким в каникулы. В свои последние школьные каникулы. Он тогда ещё не стал взрослым. А потом вступил в жизнь…

— А, подумаешь — жизнь…

В голосе Терески прорвалась горечь. Снова путается под ногами какая-то другая, настоящая, взрослая жизнь… Она существовала вокруг и была её уделом в будущем, она искушала и отталкивала, манила и ускользала, и какой бы эта жизнь ни оказалась, она не имела права быть обыкновенной. Другие пускай себе живут обыкновенной жизнью, но только не она…