Проза жизни - [56]

Попробовал шевельнуться — нет, спина не действовала. Стало страшно: да что это, паралич, что ли?!

Кое-как, по-черепашьи перевернулся на живот и подтянул под себя ноги. В спине что-то щелкнуло. Впервые за несколько лет сделал зарядку — скрипел зубами, но делал. Умылся, взглянул на часы: почти четыре утра, никогда раньше не вставал в такую рань. И почувствовал сильный голод, словно всю ночь колол дрова. Пока готовил завтрак, меня осенило: взять лопату-заступ, туристский топорик, найти на пустыре подходящий пень и часам к девяти выкопать его. Трудотерапия. Семья проснется, я буду сидеть в кухне и устало курить, войдет отец и со сна сипло спросит: «Это что за осьминог?» А я отвечу: «Это не осьминог, это корень». И он озадаченно примется разглядывать его и меня.

На пустыре пней было много — на днях валили тополя, липы и клены, расчищали площадку для строительства дома. Когда-то, лет десять назад, здесь было дачное место, стояли домики с мансардами, палисадниками, садами, кукарекали по утрам петухи; когда-то покой и безмятежность были разлиты в мире, золотом и синем, и весной плыли ароматы цветущих яблонь и черемух. Теперь вокруг шестнадцати- и двадцатиэтажные параллелепипеды, и с каждым годом все теснее, кучнее стоят все эти башни, скоро еще одну воткнут в пустырь, как спицу в клубок… Я обошел пустырь, бракуя те пни, какие были слишком велики или малы для меня. Очень важно выбрать дело по силам, по рукам. Наконец нашел то, что надо: свежий пенек диаметром сантиметров в пятнадцать. Рядом лежал еще не отвезенный его ствол — бывший клен средней величины. Отступив на полметра от пня, я начал копать. Упорно не оставляла мысль, что это провидение подняло меня в такую рань и продиктовало странные на посторонний взгляд действия.

Земля поддавалась трудно — пустырная, «гуляющая» уже не один год. К тому же корни и корешки составляли густую сопротивляющуюся систему, она пружинила под лопатой. Корни клена располагались близко друг от друга, между ними было слишком мало грунта, лопата то и дело скользила, и вскоре пришлось отступить еще дальше от пня. И работа пошла быстрее.

— Сигаретки не найдется? — Я вздрогнул от неожиданного низкого голоса, настолько втянула простая, давно забытая физическая работа. Передо мной стояла девушка в красных брюках, черной просвечивающей кружевной блузке, в руках она держала пиджак — пару к брюкам. Я угостил ее сигаретой.

— Твои чудачества поддельны, — простуженно сказала она.

— Твое величество похмельно, — отпарировал я, проследив взглядом ее возможный путь — видимо, она шла из парка. Прогулка в такую рань? Я продолжал копать, девушка сидела на корточках перед ямой.

— Ну, бегом бегают… Или собак выгуливают, это понятно. А вот пни копать?.. — размышляла она, не обидевшись на меня.

Я понял, что к завтраку мне никак не управиться. Когда яма двухметрового диаметра и глубиной на два штыка была раскопана, стало ясно, что этот, на первый взгляд пустячный пенек, сгонит с меня еще не один пот. Корни уходили от него дугами, как лопасти корабельного винта. Они множились в геометрической прогрессии: от одного магистрального — три мощных отростка, на каждом из которых еще девять, а на девяти… я ужаснулся: там их, наверное, за сотню! И это от пенька, который я мог обхватить «за горло» большими и средними пальцами!

Ранняя незнакомка достала из своей многорядной кожаной сумки поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» и читала ее вслух. Солнце уже припекало, мне пришлось раздеться по пояс. Глубже земля была вся в осколках посуды, кирпича, стекла и камня, и я почувствовал себя так, словно откопал следы и улики страшного преступления. Отблагодарил человек землицу, взяв из нее все лучшее! Раз и другой обкопал по окружности, оголил главные корни. И ожесточился на свое легкомыслие: поспеть к девяти и подивить отца! Взял топорик и перерубил один за другим не менее двадцати корней. Каждый раз, когда я наклонялся над пнем, видел летящие со лба капли пота — в последний раз это было со мной вечность назад. Но вот «магистральные» перерублены. Я взялся за пень, чтобы пошатать его. Он не шелохнулся.

Девицы уже не было. Я посидел, глядя на пень, как в детстве смотрел на старшеклассника-обидчика, которого мне не побить, и понял, что там, в глубине, под этими наружными корнями снова повторена в точности такая же вертушка из менее толстых, но более цепких корневищ. Чтобы добраться до них, надо опять расширять и углублять яму, ведь сверху землю уже не расковыряешь, мешают «магистральные». А они, видные только наполовину, уже сейчас были ах как красивы! Они круто или плавно закруглялись, местами на них сверху лежали корневые же перекладины, перемычки, приросшие намертво. Вообще корневая система напоминала мне геометрию метрополитена с кольцевыми и радиальными маршрутами, но тут были еще и вертикальные, и наклонные, уходящие под самыми разными углами от оси.

Я утерся, выкурил сигарету и взялся расширять яму. Пришлось заново рубить все подряд верхние корни — иначе к нижним не подобраться. Я высмеивал себя за невежество: в самом начале погубил самые красивые отростки, поторопился перерубить их в первый раз, чересчур близко от пня.