Проза о стихах - [19]

А в последнем стихе - замечательное " отуманен лунный лик ", которое значит не столько то, что луна подернута туманом,- луна, воспринятая здесь как живое существо, как человек ("лик"), отуманена печалью.

И всякий раз, как Пушкин назовет тот или иной из этих синонимов, он будет отчетливо различать смысловые оттенки каждого:

Иль в лесу под нож злодею

Попадуся в стороне,

Иль со скуки околею

Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной

Пост невольный соблюдать...

("Дорожные жалобы", 1830)

Что, брат? уж не трунишь, тоска берет - ага!

("Румяный критик мой...", 1830)

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

("Дар напрасный, дар случайный...", 1828)

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой... Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит...

("На холмах Грузии лежит ночная мгла...", 1829)

Даже тогда, когда Пушкин осмысляет слово по-своему, по законам собственного внутреннего контекста, он сохраняет за ним и значение общесловарное, внешнее. Так обстоит дело, например, со словами "свобода", "воля", "вольность". Однако Пушкин и здесь отчетливо разграничивает смысловые оттенки синонимов:

Ты для себя лишь хочешь воли...

("Цыганы", 1824)

На свете счастья нет, но есть покой и воля...

("Пора, мой друг, пора!..", 1834)

Свободы грозная певица...

Хочу воспеть свободу миру...

("Вольность", 1817)

У Пушкина свобода - понятие политическое, общественное; вольность общефилософское; воля - скорее внутреннее, психологическое. В основном такое смысловое разграничение соответствует и разграничению словарному.

У Лермонтова, как правило, можно видеть собственное осмысление излюбленных им слов, раскрывающихся читателю не в одном каком-нибудь стихотворении, а в контексте, который можно назвать "контекст "Лермонтов"". Некоторые из самых важных для Лермонтова слов таковы: страсть (страсти), огонь, пламя, буря, трепет, мечта, блеск, шум, тоска, пустыня, приличье, тайный, холодный, могучий, святой, отрада. Возьмем одно из них - "пустыня". Вот несколько контекстов, в которых оно встречается:

1. В толпе людской и средь пустынь безлюдных

В нем тихий пламень чувства не угас...

("Памяти А.И.Одоевского", 1839)

2. За жар души, растраченный в пустыне...

("Благодарность", 1840)

3. И грустно мне, когда подумаю, что ныне

Нарушена святая тишина

Вокруг того, кто ждал в своей пустыне

Так жадно, столько лет спокойствия и сна!

("Последнее новоселье", 1841)

4. Так две волны несутся дружно

Случайной, вольною четой

В пустыне моря голубой...

("Я верю: под одной звездою...", 1841)

5. Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

(1841)

Мы привели только пять примеров из многих возможных. Уже они говорят о большой эмоциональной насыщенности слова. Так, в примере 2 "пустыня" - это бесчувственные, бездушные люди, те самые, которые способны положить камень нищему в его протянутую руку. В примере 1 идет речь о сибирской каторге, на которой декабрист Одоевский провел восемь лет жизни, с 1829 по 1837 год; значит, здесь "пустыня" - это край изгнания, жестокий, безлюдный. Близкое значение - в примере 3: эти стихи посвящены Наполеону, и слово "пустыня" здесь означает остров Святой Елены, на котором умер изгнанный французский император, окруженный врагами и величественной природой; это тот самый остров

...под небом дальних стран,

Где сторожил его, как он непобедимый,

Как он великий, океан!

Этими строками кончается стихотворение "Последнее новоселье", из которого взят наш пример.

В примере 4 смелое словосочетание: "В пустыне моря голубой". И это не просто внешняя метафора, отождествляющая безлюдное море с пустыней. В стихотворении "Я верю: под одной звездою..." идет речь о судьбе двух людей, мужчины и женщины, которых разлучила недобрая жизнь, о несостоявшейся их близости, и эта судьба сопоставлена с волнами:

Так две волны несутся дружно

Случайной, вольною четой

В пустыне моря голубой:

Их гонит вместе ветер южный;

Но их разрознит где-нибудь

Утеса каменная грудь...

Слово "пустыня" вызывает в нашем сознании мысль о светском окружении, которое отчуждает любящих друг от друга. Оно становится понятным, если помнить о контексте уже приведенной выше строки: "За жар души, растраченный в пустыне..."

Ну а в последнем, 5-м примере - "Пустыня внемлет Богу" - это же слово обозначает тихое безлюдье спящей местности. Смысл его здесь в том, что оно раздвигает рамки пространства. Стихотворение начинается с повествования о чем-то весьма определенном: человек лунной ночью в одиночестве бредет по проселку.

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха...

И вот - горизонты раздвигаются. Нет уже "кремнистого пути", реальной, единичной дороги - есть земля и небо:

...пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом...

"Пустыня" - самое общее, лишенное конкретных признаков понятие, которое позволяет этот взлет к Богу, звездам, небесам... Его можно здесь расшифровать как "пустынная, безлюдная, ночная Земля" - именно Земля, вся Земля, а не, скажем, деревья, поля, леса.* Замечательно, что Земля, которая "спит в сиянье голубом", увидена Лермонтовым как бы с другой планеты, или, если пользоваться сегодняшними понятиями, с точки зрения космонавта - этот взлет к масштабам космоса характерен для Лермонтова; именно так описана Земля и в поэме о Демоне, где она тоже дается сверху, из безграничной дали: