Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - [27]

Следующей ночью в квартире побывали странные воры: они взяли всего-навсего серебряную сахарницу, но раскидали все бумаги из ящиков письменного стола, что-то ища. На этом происшествие закончилось, хотя тревожно (а скорее – страшно) было еще очень долго. Фадеев явно совершил во имя дружбы деяние, сорвавшее какие-то неведомые планы в отношении Юрия Либединского, но ничего не объяснил ему и впоследствии. Что неоспоримо означает очень тяжкую деталь в и без того трагической жизни Фадеева: он не только был рьяным и беспрекословным исполнителем всего, что диктовалось ему сверху, но и доверяли ему полностью – настолько, что его и в перспективу посвящали, в планы разработок для арестов, что еще только предстояли. Вряд ли этот факт обрадует его биографов.

А вечером на концерте получил грустную записку: «Дорогой Игорь Миронович, посоветуйте, как девушке с двумя детьми выйти замуж за еврея?»

Зал хохотнул сочувственно, когда я это прочитал, а я припомнил вслух давнишний мой стишок: «Русской девушке теперича нелегко найти Гуревича».

Из Челябинска мой путь лежал в Магнитогорск.

Я давно хотел тут побывать. Город этот, лежащий сразу в двух частях света (Европу и Азию тут разделяет река Урал, а город – на обоих берегах), возник благодаря легендарной советской стройке – металлургическому комбинату. На пустом практически месте, в глухой степи возле горы Магнитной, в двадцать девятом году началось сооружение первенца социалистической индустрии.

Невольно впадаешь в тон и лексику советской прессы, что год за годом воспевала это рукотворное чудо. Рукотворное буквально: кроме тачек и лопат, здесь долго ничего не было. Строители жили в палатках, землянках, глиняных лачугах, битком набитых деревянных бараках, где спали по очереди. Кто-то вспомнил в разговоре, что первым каменным зданием на стройке этой стала тюрьма. Что же касается поголовного энтузиазма строителей, то стоит уточнить: половина из них приехала сюда не по собственной воле – здесь были так называемые спецпереселенцы, которых выгнали из разных городов страны за их происхождение, и просто зэки – в основном по 58-й статье. И множество крестьян, сбежавших сюда от разбоя коллективизации. Несколько тысяч таких энтузиастов были здесь расстреляны, а участь непрерывно сменяемых руководителей была такой же, как по всей стране в тридцатые годы, и они погибли почти все.

Было время, когда на комбинате, уже огромном, оставалось менее десятка дипломированных инженеров, ибо все остальные были арестованы, их заменили практики – без образования, но социально надежные. Когда газеты с упоением сообщали всей стране, что комбинат возводят энтузиасты тридцати шести национальностей, это говорило лишь о том, насколько одинаково мела по всей стране железная метла. Конечно, можно смело отнести к числу энтузиастов несколько сот иностранных специалистов, приехавших сюда творить светлое будущее человечества.

Когда построили рудник, задули первую домну, заработала мартеновская печь и прокатные станы – ликование было безмерное, многих вовлекая в социалистическую веру. И в войну, кстати сказать, каждый второй танк и каждый третий снаряд были произведены из металла Магнитки.

Я стоял на высоком берегу Урала, глядя издали и сверху на здания и трубы комбината. Из труб сочились густые волны дыма – цвет их был словами непередаваем. Нечто серо-желтое и фиолетово-лиловое; впервые видел, как цветом можно передать чудовищную ядовитость производственного дыма. О ядовитости буквальной говорю: Магнитка – одно из видных в списке вредоносных для живой (и неживой) природы мест. И когда ветер прямо дует в сторону города, этим дымом дышат четыреста с лишком тысяч его обитателей. Снег тогда становится оранжево-желтым.

И тут меня насквозь пронзила мысль, что это ведь, по сути, уникальный памятник творцу империи и лютому убийце – Сталину. Магнитка – и она сама, и вся история ее – точнейшая модель того, что совершалось в сталинские годы. И со страною, и с людьми.

Судьба незаурядного поэта Бориса Ручьева – краткая, но емкая страница в летописи этого памятника. Совсем мальчишкой он сюда приехал, плотником работал и бетонщиком, с восторгом воспевал Магнитку во множестве стихов. А после канул в лагеря на десять лет. И не куда-нибудь, а на Колыму и даже в Оймякон, полюс холода, где в одну из зим были зарегистрированы рекордные минус семьдесят. Но выжил, несмотря на хрупкое здоровье (и на зоне о Магнитке он писал), потом вернулся в город на реке Урал и до смерти жил тут, продолжая ту же тему с тем же упоением и верой.

Все для памятника этого годится – даже пресса огромной державы, сошедшая с ума от восхищения великой стройкой. И ведь же удалась этому усатому злодею индустриализация СССР! Но здесь уже цена пошла на миллионы жизней. И подробность эту (о цене) никак нельзя забыть при описании зловещего памятника.

Магнитку проектировал американец Альберт Кан, знаменитый архитектор промышленных предприятий, автор всех заводов Форда. Из Америки везли в Магнитогорск огромные стальные балки, фермы и перекрытия точно рассчитанных очертаний, и здание завода возводилось, как гигантский детский конструктор. Руководили сборкой инженеры из проектной конторы Альберта Кана. И всего таких заводов на просторах империи возвели эти специалисты – более пятисот! Одновременно закупались в Америке и Германии оборудование и станки для всех заводов.