Проводник в бездну: Повесть - [24]
Но Миколай не унимался, продолжал бунтовать:
— Опасно, батя. Для них: есть знамя — есть полк, нет знамени — нет полка. Так что, если докопаются, каюк всем нам.
— A-а, пуганы уже. Ты лучше своей дурной головой подумай: кому лучше продать знамя — тому красавцу оберу или полковнику, а то и генералу? Кто больше даст? А?!
— Я думаю о другом — зачем окруженцы зарыли его в землю? Они, говорят, знамя всегда при себе носят… Вот заковыка…
— Какое нам дело?! Может, шли на задание, может, опасались облавы. Раз спрятали знамя, значит, им так надо было.
— Да-а-а, это ясно. Но если нас заподозрят…
Поликарп ударил кулаком по столу:
— Ну все. Будя! Тебе, Миколай, рано вставать… Микифор, ты у нас переночуешь или пойдешь к себе домой?
— Переночую.
— Ясно. Федора, где наше старое корыто?
— А вон оно, под печью. Зачем тебе?
— Тяни, морока. Сказано: здорова Федора, да дура.
— Кто это такое сказал? — обиделась Федора.
— Все говорят… Тяни, морока, быстрей тяни! А то рассусоливает.
Федора, сбитая с толку непонятным распоряжением, вытащила почерневшее деревянное корыто, треснувшее с одной стороны и выщербленное с другой. Оно было заполнено всяким тряпьем. Старик разгреб в корыте лохмотья, сгреб со стола знамя и затолкал его на самое дно, под тряпье.
— Тут же найдут! — испугалась Федора.
— Кто в такой дряни станет копаться?..
Разогнав семейство спать, Поликарп подул на лампу и кулем повалился на кровать. В темноте сладко зевнул и изрек:
— Жить плохо, ох-хо-хо, но если подумать, то кое-как можно… Так-так-так!
Федора, засыпая, промымрила:
— Ты долго еще будешь бубнить да такать? Спи уже!
— А ты, морока, помолчала б. И когда ты уже выспишься? И когда вылежишься? И так чуть не лопнешь.
На минуту замолк, чтоб позже добавить:
— Давно, видать, не нюхала кулаков моих.
Залаяли собаки. Поликарпа как волной подняло, мигом прилип к стеклу, но во дворе ничего не было видно.
— Кого это носит нелегкая? — прохрипел с тревогой.
Послышалось — будто звякнула щеколда калитки.
— Федора, спишь?
— Заснешь тут… — отозвалась с печи.
— Пойду посмотрю, кого там леший носит… Может, ворюги. Такое время… — Поликарп, взяв наган, лежавший в известном только ему одному тайнике, сунул его в карман брюк. Когда приплелся к воротам, понял, что за ними кто-то стоит.
— Открывайте, Налыгач, — услышал знакомый голос, от которого все внутри застыло.
— А у нас все д-дома… — Сунул руку в карман, ощутив холод металла. «Если один или два — пульну, не я буду — пульну».
— Принимай гостей. Давай открывай. Кончай тары-бары! — уже строже сказал голос за воротами.
«Нет, не буду пулять».
Примак кинулся к калитке, сунув на ходу куда-то под бревно наган. Откинул прикрученный проволокой крючок.
— Вы бы так и сказали, что это, как тот сказал, вы. Заходите, как тот сказал. Здрасте! Так-так-так.
Поликарп усердно кланялся, поддакивал, тактакал.
Антон Яремченко и несколько незнакомых зашли во Двор.
— Все? — Поликарп хотел выглянуть за калитку, но один, крепко схватив его за ворот кожуха, повернул назад.
— Так-так-так, — пробарабанил Поликарп, поняв без слов — ему незачем выглядывать за ворота.
Переступив через порог, он долго шарил в печурках новой печи, еще как следует не просохшей, кричал на Федору:
— Где ты шпички задевала?
Потом долго чиркал спичками, пока Михайло Швыдак не присветил карманным фонариком. Дрожащими руками Примак поднес спичку к фитилю лампы, мотнулся к шкафу, нащупал там пузатый полный графин, поставил на стол. Федоре кивнул: а ну, быстро принеси закусь.
— Чего же вы, тово… не садитесь?
Федора, слезавшая с печи, замерла на лежанке потому, что к старику решительно шагнул седой командир. Чисто побритый, шпалы в его петлицах сверкали парадным блеском, как и золотые пуговицы на шинели.
— Ты разрыл яму, пан староста?
— Так-так-так… Чего я плету? Какая яма? А разве… тово, она то-во? — залепетал Примак. — Ни слухом ни духом не ведаем. А старостой принудительно, людей спросите. Я не хотел… Насильно. Как ни отбивался. А охвицер с перевязанной рукой, которого, может, вы, хи-хи, угостили, при народе и говорит…
— Где знамя?!
Федора тяжело спускалась с лежанки, ватными, не своими ногами ступила шаг, другой, поплелась к седому:
— Чего вы привязались, товарищ начальник, за что вы ругаете его? Вон же председатель наш, Антон, товарищ Яремченко, не даст сбрехать. Он знает моего Поликарпа как облупленного. Иголки чужой не возьмет, не то что…
— Давно святыми да божьими стали? — молвил Антон, который до этого не вмешивался в разговор.
— Это мы сейчас увидим. — Командир кивнул Яремченко и Швыдаку. Те вышли в сени.
— Садитесь, — показал седой Поликарпу и старухе на лавку.
Примак и Федора неуверенно сели, руки у них дрожали, а у Федоры к тому же и щека дергалась.
Освоившись, старуха заерзала на лавке.
— Спросите, говорю вам, нашего Антона, товарища Яремченко. Мы же люди свои.
— Ага, — кивнул седой, — свояки. Ваша мама и его мама возле одной печки грелись…
Будто и не слышала Федора реплики о свояках, продолжала:
— Поликарп же и активистом был. Два лета завтоком назначали. И не хотел, а всунули. Один наш завтоком и сейчас где-то срок отбывает, а Поликарп не попался…
Украинский писатель Василь Большая увлекательно рассказывает о подвиге пионера Гриши Мовчана, который завёл фашистов в непроходимую трясину. Раненый юный герой оказался в партизанском отряде — его спасли советские бойцы.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
Сергей Иванов – украинский журналист и блогер. Родился в 1976 году в городе Зимогорье Луганской области. Закончил юридический факультет. С 1998-го по 2008 г. работал в прокуратуре. Как пишет сам Сергей, больше всего в жизни он ненавидит государство и идиотов, хотя зарабатывает на жизнь, ежедневно взаимодействуя и с тем, и с другим. Широкую известность получил в период Майдана и во время так называемой «русской весны», в присущем ему стиле описывая в своем блоге события, приведшие к оккупации Донбасса. Летом 2014-го переехал в Киев, где проживает до сих пор. Тексты, которые вошли в этот сборник, были написаны в период с 2011-го по 2014 г.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
В книгу вошли две повести «Птицы летают без компаса» и «В небе дорог много». Обе посвящены летчикам, охраняющим дальневосточное небо. В них автор поднимает важные проблемы обучения и воспитания молодых пилотов, морального права быть ведущим; показывает, как в трудных повседневных буднях под влиянием чутких заботливых командиров закаляются и мужают характеры вчерашних выпускников военных училищ, растет их летное и боевое мастерство.
Михаил Касаткин - писатель фронтового поколения, удостоенный многих правительственных наград. Эту книгу он посвящает детям и подросткам, помогавшим взрослым бороться с фашистскими оккупантами в годы Великой Отечественной войны.
В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.