Проводник в бездну - [20]

— Сейчас пан Лантух прочитает приказ немецкого командования, — подал голос новоиспечённый староста.

Но Лантух и читать толком не умел. Жил он где-то на далёком лесном кордоне и в школу почти не ходил. Они с отцом тайно промышляли лесом. Перед войной исчезли, спасаясь от суда. А теперь вот снова объявились.

— Поняли? — взвизгнул Налыгач после Кириллова бекания да мекания. — Вопросов не имеется?

Какие же тут вопросы, всё было ясно. Не выполнишь приказ немецкого командования — расстрел. За связь с партизанами — расстрел. За предоставление ночлега незнакомым людям — расстрел.

Баба Зубатая тихо сказала:

— Дожили, конокрады теперь будут верховодить… Ах, чтоб ты не знал ни пути, ни доброй стёжки…

На неё люди снова зашикали. Ой, бабы, держите теперь язык за зубами, можете лишиться его вместе с головой.

Но баба никак не могла успокоиться.

— Испугалась я каких-то конокрадов! Чтоб они все передохли!..

* * *

Уже давно стемнело. Бабуся и Петька спали, мать мыла посуду на лавке. Гриша сидел на припечке и от нечего делать перелистывал старую книжку о полесском разнотравье, когда-то привезённую отцом и Чернобаевки.

Кто-то тихо постучал в окно.

— Кого носит в такую пору? — встревожилась мать.

Гриша прижался лбом к стеклу. Со двора смотрели на него знакомые монгольские глаза. Рукой Митька звал друга из хаты.

— Кто там добивается? — вновь спросила мать.

— Митька.

— Чего это ему приспичило ночью?

— Откуда я знаю…

— Секрет?

— Чи-исто…

— Нет, вижу, не очень чисто.

— Да что вы, мама!

— Ладно уж, иди, иди, — усмехнулась она «хозяину». — Только смотрите.

— И-и-и, — пропел Гриша и шмыгнул в сени. На улице строго спросил Митьку: — Ты чего?

— Тут такое дело, Гриша…

— Тихо.

— Я и так тихо.

— Ну?

— Красноармейцы закопали в лесу оружие и своё солдатское имущество.

— И что?

— Что? — будто даже обиделся рыжий Митька. — Кто-то отрыл и всё забрал.

— Что ты мелешь?

— Т-с-с! Это ещё не всё. Красноармейцы спрятали знамя. Так и знамя пропало.

— Украли? — схватил дружка за локоть Гриша. — А не врёшь?..

Митька обидчиво шмыгнул носом. Ему тайну открываешь, а он ещё и не верит. Тоже друг!

— А кто тебе говорил… о знамени?

— Ольга Васильевна.

— Не врёшь?..

— С тобой говорить… — опять шмыгнул носом Митька и объяснил: — Она брату рассказала, Сашку… Меня мать послала в хлев, чтобы я телёнку сена скинул с чердака… Полез я. Вдруг слышу — в хлев кто-то вошёл. А это Сашко с Ольгой. Я быстренько влез назад, чтобы не испугать их. И Ольга рассказала…

В Гришиной голове мелькнула неясная догадка.

— А где яма была, знаешь?

Митька переступал с ноги на ногу. Молчал. «Не знает или не хочет говорить? Ведь я ему всё рассказал — про Швыдака, поездку в лес, про Яремченко, Ольгу Васильевну… А он видишь…»

— Военная тайна? — и так дёрнул Гриша Митьку за рукав пиджака, что тот даже покачнулся.

— Да ну тебя! Знаю.

— Так чего же юлишь?

— За липами-сёстрами. В Дубовой роще. И не кричи! А то ещё Налыгачи подслушают…

— За липами-сёстрами?!

— Т-с-с…

И Грише сразу вспомнился осенний день, когда они с Митькой в лес за грибами ходили.

Гриша склонился к Митьке, задышал ему прямо в ухо:

— А где мы с тобой встретили Приймака? Где он кувырком полетел? Ещё он меня чуть с ног не сбил! Вспомни! Ну?

Митька от неожиданности даже рот открыл.

— Точно, за липами… Так…

— Вот тебе и так… Айда к Ольге Васильевне!

Пробирались мальчишки по селу осторожно, старались проскочить никем не замеченными, чтобы никто не выследил, куда они спешат.

Вот и её хата. Тихонько постучали в окно. Ольга Васильевна вышла в накинутом на плечи пуховом платке. От неё веяло домашним теплом, уютом.

— Это вы, хлопцы?

«Хлопцы»… Раньше пионервожатая не называла их так. Детьми называла. А теперь — хлопцы…

Ольга Васильевна зябко повела плечами.

— Что случилось?.. Заходите в хату, хлопцы…

* * *

Мыколай принёс домой весть, от которой у матери начала дёргаться щека.

— Окруженцы ищут знамя… — хмуро произнёс Мыколай. — Вот такие пироги. Кирилл Лантух просил передать. А ещё сказал: будут увеличивать немцы таранивский куст полицейский. Может, определить и Мыкифора в полицию?

Мыколай стоял в нарочито картинной позе — выставил ногу с начищенным сапогом вперёд, руки засунул в глубокие карманы брюк. Ждал, какое впечатление произведёт на отца такая весть.

— Что вы скажете на это, пан староста?

— Насчёт того, что у того придурка Кирилла полицаев будет больше? — прищурил глаз отец.

— Я о знамени… Так что вы скажете, пан староста?

— Фигу с маком этим окруженцам! О! А ты не выкобеливайся перед батьком, раз хватил лишнего! У кого это такой крепкий самогон?

— Зря вы, тату.

— Что зря? Скажешь, не опрокинул?

— Нет, выпить я выпил. Разве же в такое проклятое время не выпьешь? Тут выть начнёшь, если не зальёшь… Я говорю — со знаменем зря, — хмурился Мыколай.

Приймак быстро повернулся к сыну, прожёг глазом:

— Боишься, иродова душа?!

— Боюсь, — зачем-то коснулся шеи длинными, как у отца, узловатыми пальцами Мыколай. — У меня одна голова. А Кирилл говорил: несдобровать тому, кто… Это те, лесовики, передавали будто бы…

— Пугают, — перебил Поликарп. — Под-думаешь. Антон бороду отпустил. Испугались мы его бороды..-

Не на таких наскочили, товаришочки… Хе-хе. Чтоб Крым, Рим и медные трубы пройти да попасть чертям в зубы…