Провинциалы - [12]

– Поэзия? Да о чём вы, право? На Тупелекте никто никогда не писал стихов! Вся их многотысячелетняя история – это сплошная проза. Тупелектцы не поют песен, их голосовые связки для этого не приспособлены. Они не в силах передать ритмику своего языка – он абсолютно не ритмичен!

– Разве такое возможно? – недоверчиво спросил детектив. – А как же тогда "искры горящей серы, улетающие в лазурь"? А "священные роговые пластинки цвета стынущей лавы"?

Ответный хохот вампира был просто громоподобен.

– Юноша, да что вы! Какие же это стихи! Это меню из храмовой кулинарной книги "Великие ступени"! На Тупелекте не пишут стихов, но отменно готовят, совместное потребление священных блюд заменяет там привычные другим цивилизациям ритуальные пляски и песнопения. Существует даже убеждение, что процесс приготовления таких блюд наделяет, если можно так выразиться, повара некими сверхспособностями. Вам следует почитать об этом в моей "Энциклопедии Галактической магии". Её ещё называют "Дар мессира Энрико Гаруссо". Сведения для неё я собирал восемь сотен лет…

– Так вы уверены, что у них нет поэзии? – переспросил Полонский, от потрясения позабыв про изысканные манеры.

Вампир в красной мантии выдал в ответ такую какофонию звуков, какую при всём желании невозможно было принять за разумную речь. Мельхитерейские скрипичные концерты по сравнению с этим звучали небесной музыкой. Полонского передёрнуло.

– Ну, как? – весело поинтересовался мессир Энрико, наслаждаясь произведённым эффектом. – Вы считаете, что на таком языке можно сочинять стихи?

Ответить Полонский не успел: в проёме двери возникла голова Валентина Жужало с выражением неподдельного ужаса на обычно невозмутимом лице. Объяснять ничего не потребовалось – голос профессора Гейнера детектив узнал бы среди тысячи.

– Прошу прощения, меня сейчас отключат! – удалось ему крикнуть в оставшиеся доли секунды. – Спасибо огромное, мессир!

Экран погас, сигнальная лампа на табло притворилась нереанимируемой. Жужало испарился со скоростью, какой трудно было ожидать, учитывая его рост и самоуважение. Впрочем, про последнее всем, кто встречался с профессором Гейнером, сразу приходилось забыть. Для этого медицинского светила не существовало никаких авторитетов, кроме его ныне покойного учителя, тоже с немецкой фамилией, чей голографический портрет самодовольно лучился на видном месте в профессорском кабинете на фоне цветных диаграмм и ярких пособий, с которых печально взирали на входящих несчастные гуманоиды с различными умственными отклонениями и травмами черепа.

Комиссар Баранников, он же Торквемада, явился строго в отведённое для посещений больных время, в крахмальном белом балахоне и с роскошной гроздью каких-то вычурных инопланетных фруктов. Короче говоря, вид его был респектабелен и в высшей степени пристоен, благодаря чему он прошествовал мимо медицинского дежурного поста и остался неповреждённым. Любезно раскланявшись в коридоре с профессором, босс 126-го отдела Криминальной Полиции Галактики вошёл в комнату Полонского и с достоинством расположился в спешно подкатившем кресле. Офицерский комбинезон цвета очень тёмного изумруда, выглядывавший из-под больничной маскировки, как ни странно, прекрасно гармонировал с красноватым загаром, который комиссар заработал, самолично возглавляя группу поиска на Гуджарте, единственном спутнике Ариона. Самолюбие у Торквемады было большое и нисколько не пострадало от того, что беглый мафиози попался в лапы кому-то другому, – а именно Полонскому.

– Как ты себя чувствуешь, герой? – добродушно осведомился комиссар, раскладывая на столе гостинцы. – Валентин расписал мне твою комфортабельную темницу: рай, мол, да и только – кормёжка отменная, сестрички все красавицы, ни шума, ни беготни, ни проблем, а Виктор не доволен. Если тебе надо что-нибудь, скажи, я попробую договориться с профессором Гейнером…

– Ничего не выйдет! – предрёк Полонский безнадёжно. – Меня за кратковременный сеанс видеосвязи чуть к кровати не пристегнули. Говорят, излишняя мозговая активность может сделать меня на всю жизнь дураком.

– Много ли тебе ещё осталось! – жизнерадостно утешил его Торквемада. – Будь ты моим сотрудником, я бы сам с тебя голову снял. Что там за история с вампирами? Гин-Гроан настрочил донос на какого-то Жоржа Лурнье… Это, случайно, не тот, с которым ты возился два года назад?

– Случайно! – фыркнул Полонский. – Я же вас знаю, Платон Олегович: вы, небось, уже всю информацию по этому делу с лабораторией подняли!

– Естественно! – кивнул комиссар. – Так этот Жорж действительно был на Пелестоне? А почему в отчёте Папалексиса об этом нет ни слова?

Детектив набрал в грудь побольше воздуха и… рассказал, как всё было на самом деле.

По мере приближения повествования к концу загорелое лицо комиссара делалось всё более непроницаемым. Когда Полонский упомянул имя стажёра Вити, Баранников невольно поморщился, как от зубной боли.

– А, Террорист… Я ему ещё устрою за разгром таможни – и не посмотрю, что он фотонку пиратскую взял практически в одиночку. Представляешь, додумался – заявил, что настоящие коды Гин-Гроан вручил ему, но он готов их продать за кругленькую сумму. Ну, эти ребята уши развесили – это я фигурально выражаюсь, с ушами у всех этих ходячих осьминогов напряжённо, – впустили его и одного из спасателей внутрь корабля, а они ухитрились прорваться в инженерный отсек, запереться там и открыть все наружные двери. Полиции Пелестона оставалось только заходить и брать кого надо.