Провинциальный вояж - [21]

— Хотя, конечно, бывает и так, паришься месяцами, выстраиваешь схему, со всеми договорился по кругу, подмаслил, то-се, а вот херушки, пришел лесник и разогнал к чертям собачим. Обидно, досадно, хорошо, если авансы выданы небольшие, а то можно и должным остаться важным панам, чего допускать никак нельзя.

— Ладно, не буду грузить, может, когда-нибудь сам дотумкаешь, директор инвестиционного департамента.

***

Мы въехали в Одессу засветло.

— Таинственный город, — задумчиво вымолвил Гена. — Кому-то мама, кому-то мачеха. Меня вот на дух не переваривает — как не попадаю, постоянно херня творится всякая.

— Посмотрим, кем тебе обернется. Будь осторожнее, ок? Отвечаю за тебя перед начальством. Тут такими малахольными закусывают на завтрак в ресторане Компот на Дерибасовской — надо, кстати, зайти будет в воскресенье — опохмелиться.

— В субботу — мега-пати в Ибице, будь готов, пионэр! Мы ехали по неровным улицам под раскидистой листвой, и чем дальше, тем больше я напитывался и проникался Одессой, колоритной, не слишком ухоженной, облезлой и величественной, похожей на обедневшего дворянина, подавшегося в разбойники, но не потерявшего благородные манеры, лоск и удаль.

— Командовать парадом буду я, — прошептал главный герой, завороженно обозревая из раскрытого окна Шкоды великолепие вечного южного города, воспетого кумирами юности.

Расположившись по постоялым дворам — я выбрал центральный, аристократичный, но не самый комфортный вариант: не отреставрированную с купеческих времен гостиницу Пассаж на пересечении Дерибасовской и Преображенской — через час мы снова встретились с Геной и двумя коллегами в ресторане украинской кухни Куманець в пяти минутах ходьбы от Пассажа.

Браверман был дружелюбен и болтлив, впрочем, как обычно:

— Ну что, Александр, как работается начальнику инвестиционного департамента?! Мне многие не верили, а я знал, что не подведешь. Толковый парень, хоть и ершистый. Вот только чем тебе профессор Хиггинс не угодил, а?

— Обязательно возьми борщ тутошний. Я тебя таки познакомлю с тещей, Лилией Марковной — ее борщ есть эталон из Палаты мер и весов. Но в Куманце борщ очень близок к призовому месту.

Борщ, сало, вареники, форшмак и правда был гениальными — более того, одурманенный местной кухней и убаюканный воркующим Браверманом я несколько переборщил с наливками и основательно наклюкался буквально за первые полчаса.

— Так, а что с жинкою, не определился еще? — Допытывался еврейский родственник в свойственной манере.

Я покачал головой, опрокидывая очередную стопку. Перипетии и волнения последних недель требовали выхода.

— Эх, молодежь! Никакой серьезности. Смотри так и останешься бобылем, к тридцати годам — ни жены, ни детей — а дальше-то что!?

— Борис Моисеич, не давите на хлопца, — пришел на выручку Геннадий. — Он еще нас всех за пояс заткнет, спляшем и на свадьбе, и на крестинах с именинами.

— Я ж как лучше хочу, поверьте старику. — Пустил старческую слезу Браверман. — Мы же тут как большая одесская семья — план-минимум: каждому по бабе, квартире, машине и трем, а лучше четырем, а то и пяти спиногрызам. Один на скрипочке играет или там в шахматы с шашками, второй — бизнесом семейным заведует, а остальные — мамке с папкой в старости помогают. Лепота!

— Ты, Александр, машину почему не берешь? Сейчас у партнерского банка и автодилера улётные скидки, а компания большую часть процентов на себя берет. Хонду возьми или Ниссан — японцы самые надежные. Не тормози, сникерсни — так на вашем молодежном жаргоне говорят?

В ту же секунду я отчетливо осознал, что последние минимум три стопки то ли медовухи, то ли хреновухи были лишними, извинившись, неровной походкой проследовал в туалет, где тщательно умылся, а, вернувшись на место, сразу же неловко откланялся и спотыкаясь побрел в гостиницу, благо, она была в двух шагах.

Добравшись до номера, проблевался призовым борщом.

Одесса встретила как родного.

***

Следующий день начался с высадки боевиков из команды по слияниям и поглощениям на свежеприобретенный Одесский завод шампанских вин.

Комплекс строений весьма потрепанного вида располагался на Французском бульваре, недалеко от киностудии Довженко, по виду напоминая заброшенный пионерский лагерь — с резными воротами и зеленым двухметровым забором, гипсовыми статуями с оторванными конечностями и цветущими клумбами, обложенными красным кирпичом.

Поскольку сделка произошла внезапно, бывшее руководство, не успев как следует подготовиться к эвакуации, покинуло корабль в авральном порядке.

— Вот гады, — раздражался Геннадий, — все вынесли подчистую, даже скрепки и дыроколы. Еще, суки, и печати порезали.

— Бухгалтерию под корень выпилили: и бумажки, и компьютерные диски. Восстановлению не подлежит. — Вторил ему другой юрист.

— У нас же, кажется, дружественное слияние, а не вероломный аншлюс, — полюбопытствовал я.

— Это у нас с братьями Азнавурьянами — взаимовыгодная сделка. Им сто лямов кредита отписали. — Геннадий исподлобья взглянул на меня. — А с гавриками, что на заводе сидели начиная с девяностых, а сейчас всей шоблой уволились задним числом, никаких договоренностей не было.