Провинциальный фотограф - [3]

Раздраженно бросив на конторку перо, нотариус откинулся на спинку стула и засунул ладони под широкие подтяжки – черт разберет этих баб! В свое время он все достаточно ясно растолковал вдове и предложил ей руку и сердце, но она ему категорически отказала. Вот уж действительно, женская логика – отсутствие всякой логики. И ума тоже! Был бы у нее ум, разве она заводила бы флирт с Бартоком – полунемцем-полувенгром, полусловаком и еще черт знает полукем. Правда, справедливости ради надо отметить, что свое дело фотограф знал отлично и не сидел без денег даже во время войны, когда у многих финансы пришли в полное расстройство.

Поколебавшись, нотариус встал и прошел в угол комнаты, за печь. Вздыхая и кривя губы, он поднял висевший на стене коврик, когда-то купленный в лавке Аббаса, вынул специально сделанную заслонку и открыл нишу в стене, изготовленную для подслушивания разговоров фотографа с вдовой. Злорадно усмехаясь, – воркуют, голубки, не зная, что каждое их словечко становится достоянием ушей незримо присутствующего при разговоре нотариуса, – Нерат приник к нише, чувствуя, как от волнения взмокли ладони.

Бесстыжая, она там хихикает, как будто ее щекочут. А, может, так и есть на самом деле?

О, если бы он мог прибить проклятого Бартока! Но фотограф весьма крепкий мужчина и нотариусу вряд ли удалось бы с ним справиться. Проклятье! И возраст у соседа не тот, чтобы его загребли в армию, а очередь призыва его года подойдет, видимо, не скоро. Тогда он вполне успеет отправиться на фронт, оставив здесь уже не вдову Осовскую, а госпожу Барток. Глядишь, еще умудрится сделать наследничка своему фотоателье и взятым в приданое пекарням и кондитерским. И вдова хороша – трясет подолом!

Нерат резко обернулся – ему показалось, что за окном комнаты мелькнула какая-то тень.

Нет, почудилось. Это ветер шаловливо играл занавеской, пытаясь забросить ее край на разложенные на конторке бумаги…

* * *

Проводив госпожу Осовскую, Курт открыл витрину и выставил в ней фотопортрет бравого кавалерийского офицера, картинно опиравшегося на длинную саблю. Пристраивая карточку в углу, под снимками светловолосых детей в матросских костюмчиках и добропорядочных бюргеров, пожелавших запечатлеться перед отправкой на фронт, Барток грустно вздохнул – где-то сейчас лихой гусар, принесший в августе четырнадцатого года в его ателье звон шпор, бряцание сабли и хвастливые заверения в скором полном разгроме русских? На прощание он твердо обещал фотографу, что тот уже к рождеству сможет открыть новое заведение в Москве или Петербурге. Ах, как это было бы хорошо! – и Барток снова грустно вздохнул.

Однако он не привык долго предаваться бесплодным мечтаниям и потому отправился заниматься проявлением уже отснятых пластинок: клиенты должны получать заказанные снимки точно в обещанный срок.

От этих занятий его оторвал звук колокольчика на двери: в ателье пожаловал новый посетитель. Проходя в приемную через павильон, Барток бросил взгляд на часы – половина первого.

В приемной ждал высокий худой господин с седыми усами. Окинув взглядом его дорогой костюм и трость с костяным набалдашником, фотограф любезно улыбнулся:

– Чем могу быть вам полезен?

– Я хочу заказать кабинетный портрет, – сняв шляпу, глуховатым голосом произнес старик. – Непременно на бумаге с золотым обрезом. Имеете такую?

– К вашим услугам, – слегка поклонился Барток, откидывая портьеру, закрывавшую вход в съемочный павильон. – Прошу. Заказ будет готов завтра к вечеру.

– Неужели нельзя сделать раньше? – проходя в павильон и критически разглядывая его обстановку, недовольно поинтересовался клиент. Положив шляпу и трость на фальшивую лепную тумбу с вазоном искусственных цветов, он обернулся к фотографу. – Я хорошо заплачу.

– Война, – сокрушенно развел руками Барток, предлагая старику кресло, – моего помощника забрали в армию и приходится все делать самому. Не желаете взять в руки какой-нибудь предмет, книгу, например?

– Книгу? – поправив перед зеркалом галстук, переспросил старик. – Лучше ноты. Вагнера или Баха.

– Здравствуйте, Кавка, – пожал ему руку Барток. – Присаживайтесь, если хотите, можете курить. Говорите свободно: мы одни и я никого не жду.

– Спасибо, Искандер, – опускаясь в кресло, ответил Ворон. – Немного отдохнуть не мешает, на улице сущее пекло.

Устроившись напротив гостя на стуле, Барток закурил и, наблюдая, как Кавка не спеша достал портсигар, вынул из него сигару и благоговейно раскурил ее, подумал, что его соратник за прошедшие годы совершенно не изменился и все так же свято соблюдал правила конспирации. Наверняка сначала он прогулялся около ателье, проверив выставлен ли в витрине условный знак, сигнализирующий о возможности встречи и отсутствии опасности, затем вошел и, от начала до конца, сказал все нужные слова пароля. И уйдет он тщательно запутав следы, словно сбивая с толку погоню. Потом только зашифрованное газетное объявление или скрывающийся под видом контуженного словака связной Ян, сообщат Бартоку о новой встрече с Кавкой – доверенным лицом резидента разведки русского Генерального штаба в Австро-Венгрии.