Провинциал и Провинциалка - [7]

Насчет шума в гостинице он преувеличил, гостиницы просто не существовало. И тут-то их, старопоселковский, Калабанов тоже вошел в разговор. Знай, мол, наших, поселковских. И вроде бы добавил, общего хлебосольства ради:

– Или ко мне поедем. В Поселок… Тоже не пожалеете.

Представитель из Москвы пожал плечами, рассмеялся – целых два предложения! – и, сея небольшую интригу, лукаво спросил:

– А кто что предложит?

Директор сказал про вкусный обед. Сказал про вид из окна на заснеженную степь и на замерзшую реку, когда рядом будет жарко потрескивать алыми чурками печь. Кажется, сказал про самодеятельность. И наверняка про подледную рыбалку – что еще можно предложить на уральской стройке?

И тут их, старопоселковский, Калабанов усмехнулся – не он ведь интриговал представителя, это представитель его. И когда тот, повернув начальственную голову, спросил: «Ну, а вы?..» – Калабанов еще раз усмехнулся и не без эффекта выдал:

– Все то же. Плюс красные помидоры.

– Свежие? – удивился представитель.

– Свежие.

А была зима.

Конечно, Калабанов знал, на что шел, – был у них в Поселке такой Коля Двушкин, их Мичурин. И еще вчера кто-то болтал, что Коля Двушкин как раз снял три ведра красных («уж таких краснющих!») помидоров со своего парника.

Так что Калабанов выиграл бой легко. Он не поддакивал и особенно не зазывал. Он только стоял сбоку, как и положено инженеру.

И вот представитель из Москвы в Старом Поселке, у Калабанова, – огонь в печке, чурки потрескивают, хозяйка ходит павой и чуточку суетится, чтоб водку, скажем, покрасивее поставить на скатерть. А представитель то ли проголодался, то ли просто озяб во время осмотра – словом, немного нервничает и все спрашивает:

– Откуда же свежие помидоры?

Калабанов на своем:

– Секрет.

И тут появляется (примчался шофер – шепчет) другая интрига, сама сплелась. Коля Двушкин был не просто ревнив, но еще и изобретателен в своем чувстве. Он понял так, что приглашение к Калабанову в гости и помидоры, с которыми он явится к столу, – все это лишь предлог, а суть, конечно же, в его, Колиной, красивой жене. Дескать, ее-то напоказ и надо представителю из Москвы.

– Да что же он не едет? – шепчет Калабанов шоферу.

Шофер тоже шепотком:

– Мнется что-то, понять не могу.

– Скажи ему, что я приказываю. И чтоб мигом!

– Есть!

Коля Двушкин такой приказ не то чтобы ожидал – предвидел. И потому тут же, еще до прихода шофера, собрал родню (а Двушкиных было немало) и устроил большую пьянку. Помидоры лежали на столе, а родичи уничтожали их под водку. «Щас, щас, – сказал Коля примчавшемуся шоферу, – не могу же я выгнать гостей». – «Каких гостей?» – «Да вот этих. Провожу их и приду». – «Да их вроде не было». Но Коля ему тут же рюмку водки в зубы, шапку в руки, шофер выпил – помчался.

А Калабанов как раз говорит представителю из Москвы:

– А ведь хорошо водочки с морозца? Верно?

– Верно, – говорит тот. – Да ведь с морозца-то уже час прошел. Пора бы и за стол сесть.

– Это сейчас, минуточку…

И Калабанов бросается к примчавшемуся шоферу, шепчет в коридоре: «Ну? Где Двушкин?» – «Гостей провожает». – «Каких гостей?.. Да что ж он, черт, тянет, рожает, что ли?» – «Нет. Пьют и помидоры едят». – «Ах, дьявол парниковый! Подлец! Убийца!»

Двушкин тем временем сидел очень собой и своей интригой довольный – с помидорами в Старом Поселке было покончено. Родичи орали песни, красавица жена подтягивала звонко и пьяненько, шум, гам – своя, так сказать, и родная картинка. Два ведра помидоров съели, третье ведро Коля им не дал – больно было смотреть. Коля хотел хоть какую-то извлечь эмоцию, ведь растил и старался, и вот он кликнул пацанов с улицы, своих и соседских, – они расхватали последнее, и это был уже финал, конец помидоров. И вот Коля сидит гордый и довольный и смотрит на влетевшего в дверь шофера. «Ну?.. Ну?.. Ну?..»

«Что «ну»? – говорит Коля. – Я, может, и пришел бы в гости. Да без помидоров неловко. Вроде обещал». За шофером влетает сам Калабанов. «Как это без помидоров?» – «Родичи поели. Не рассчитал». Калабанов скрежетнул, глядит – родичи один веселее другого, жуют, одно слово, молодцы, поработали. А там и сям помидорные остатки, червоточинки и задки. «Ну хоть один, – взмолился он, – остался? Ну хоть последний?» – «Нет, последний дядя Кузя съел. – И зовет, манит пальцем: – Кузь, поди сюда, подтверди».

Калабанов махнул рукой и выбежал.

Жена Калабанова в эти минуты, почуяв правду, начала готовить отступление. Гость томился. Курил. Ходил вокруг стола. Она дала ему рюмку водки:

– А вот и баранок возьмите. Румяные, а?.. Их у нас по-простому помидорами зовут.

– Баранки?

– Ну да. Так и говорят – красные помидоры.

Она сжалилась (мужа все не было, гость явно голодал) и дала еще рюмку:

– Но вы же не из-за помидоров к нам в дом приехали. Наверно, нашу жизнь посмотреть?

Слегка тускнея, гость подтвердил:

– Ну ясно, не из-за баранок. Жизнь посмотреть – это я и хотел.

А Калабанов бегал по Поселку. И повторял своим работягам и их женам.

– Братцы, – говорит он, – ведь опозоримся, братцы!

Рабочие не знали, чем помочь. Их инженер стоял, протягивая руки, стоял сокрушенный: «Что же делать, братцы?» А что можно было делать?.. Из конца барака вывалились хмельные и орущие песни Двушкины. Подошел дядя Кузя, убивался, но вернуть съеденные помидоры уже никак не мог. И тут кто-то вспомнил, что видел своего пацана с помидором – тот по улице бежал. Кинулись искать, пацанов нигде не было. Выручил дядя Кузя, сообразил, что ребята залезли в уютный колодец отопления: «Они там всегда от холода прячутся». – «А что они там делают?» – «Как что? Курят, подлецы!» К колодцу побежало человек десять – спешили, понимая, что пацан с помидором долго играть не станет. Калабанов свернул с тропки и, вонзая в снег сапоги, помчался напрямик по целине.