Провидение - [31]

– Тут больно? А тут?

– Болезненно.

– Хм… Хм…

– А в чем дело? – спросил Поло. – Почему вы хмыкаете?

– Отвезите-ка его на УЗИ, – сказал врач санитару.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Я их предупрежу. И будьте любезны, не теряйте время, это надо сделать как можно скорее.

Он повернулся ко мне.

– Мы сделаем дополнительное обследование. У вас признаки… Короче, как произошло падение? Вы стукнулись о тротуар? Упали на проезжую часть?

Я летел как на облаке, доктор. Считал подсолнухи, это было в час или два пополудни, нет, это было сто лет назад, другая история, другой Том. Столкнулся с какой-то белокурой девицей, дурой с виду, которая вела пса на поводке, и, совершив планирующий полет, приземлился на северную сторону реальности. С тех пор я стараюсь держаться, но мне плохо, доктор, и я все ломаю голову, что бы со мной стало, если бы не этот несчастный случай. Что ответила бы Либби, увидев кольцо и подсолнухи? Опять солгала бы? Попросила бы Алину стать нашим свидетелем?

В голову лезут тысячи вопросов о финансовых последствиях моего предыдущего развода. У нее тоже имелся развод в багаже, прибыльный, но недостаточно на ее вкус. Узнав, что именно получила моя бывшая жена, она пережевывала это часами. Наконец, ей хватило смелости признаться:

– Я была слишком молода. Развестись раньше сорока лет – глупость. Судьи считают, что еще вся жизнь впереди. Этот козел дешево отделался.

И Либби рассказала с некоторой гордостью, что «этот козел» много месяцев лежал в психиатрии, ах нет, простите, прошел курс лечения отдыхом. Сейчас, то есть спустя пятнадцать лет, он все еще наблюдается у врачей из-за глубокой депрессии, и его продолжают преследовать профессиональные неудачи. Он так и не женился снова. Меня это должно было насторожить, но я был ослеплен гордыней. И я позволил Либби расписывать со смаком, какой ущерб она нанесла своей былой любви. Мне было лестно слышать, как она унижает своих прежних возлюбленных. Я забавлялся их несчастьем. Теперь-то я знаю, что стоил не больше ее: имеешь ту женщину, которую заслуживаешь.

Врач вышел из палаты с озабоченным видом.

– Поехали, – объявил санитар. – Малыш, не подержишь эту дверь?

Боль в моем животе ширилась.

– УЗИ в соседнем здании. Надеюсь, все будет в порядке.

Какая-то запыхавшаяся женщина появилась за мной, отстранив Поло.

– Том, Том, как ты?

Алина?

– Что ты тут делаешь?

– Вы его жена? – спросил Поло.

Они шли широким шагом – санитар впереди, толкая каталку, Поло, цепляясь за металлические прутья ограждения, Алина, прижимая свою сумочку к груди.

– Нет. Собственно, я…

Она не закончила.

– Это подруга, Поло.

– Я зашла узнать, как ты. Знаешь, Либби, вся эта ложь… В общем, хочу сказать… что все кончено. Я хотела, чтобы ты это знал. Что ты и я… в общем… я и она…

Она вдруг обратилась к санитару.

– А почему вы так торопитесь, у него какая-то проблема?

– За меня не беспокойся, все будет в порядке, – солгал я.

– Ты такой бледный… Знаешь, меня эта история тоже убила… Не могла себе представить…

– Ладно, – сказал Поло. – Раз вы теперь не один, я вернусь, посмотрю, как там мама.

– А куда конкретно вы его везете? – настаивала Алина.

– На УЗИ. Надо сделать эхограмму.

– Я с вами, – заявила Алина.

Я не был уверен, что оценил ее жест, но у меня не было сил с ней спорить.

– Удачи, – бросил Поло, исчезая.

– Пока, Поло, – ответил я.

Когда он повернулся к нам спиной, у меня необъяснимо защемило сердце.

– Красивый ребенок, – сказала Алина.

– Он уже Стейнбека читает…

– Нет больше поколений, – заключил санитар. – Все идет слишком быстро. Скоро нам понадобится специальное образование, чтобы угнаться за нашими детьми.

Однажды утром, весной, когда солнце заливало комнату, мы лежали – голова к голове, кожа к коже, сердце к сердцу, темные пряди на белой простыне, и пение птиц доносилось из широко распахнутых окон – я признался Либби на ухо, что я всегда мечтал иметь маленькую девочку.

Она пожала плечами.

– У меня никогда не будет ребенка. Родить ребенка эгоистично. Доставляешь себе удовольствие, играешь с куклой, а потом бросаешь его в этот дерьмовый мир – прекрасный подарочек!

Но ее правда была не в этом. Гораздо позже, как-то вечером, когда она вернулась пьяная с какого-то светского коктейля и сказала мне с усмешкой:

– Посмотри на мой живот, Том. Посмотри на эту шелковистую, упругую кожу, натянутую как раз там, где нужно. Никакие малявки не испоганят этот живот.

Она прижала палец к моим губам:

– Обещай, Том, это останется между нами, ладно? Я политически некорректна, ты сам прекрасно знаешь, но признайся, что тебе это нравится – нравится, что я твоя бесстыжая любовница, твоя идеальная возлюбленная, твое порочное совершенство?

Гниль в тебе самой, Либби. В твоем сердце, в твоем мозгу, в каждой твоей частице, материальной или нематериальной. В сущности, может, это что-то вроде инстинкта сохранения рода подсказало тебе не воспроизводить себя. А может, какое-нибудь божество решило вмешаться, чтобы ребенок не рос среди лжи и манипуляций – твоей личной системы ценностей.

– Мне привратница сказала, в какую больницу ты поехал, – рассказала Алина, когда меня привезли на УЗИ. – Представляешь? Она плакала в своей каморке. Сказала, что это по ее вине.