Провидец Энгельгардт - [33]

 – учить её (Авдотью) мне было нечему: я сам у неё учусь и должен сознаться, что от нее научился гораздо большему, чем по книгам…»

Он ещё более утвердился в своём решении «жить по-новому» после разговора с умным и опытным крестьянином, Степаном. Степан говорил:

«– Теперь ещё лучше можно хозяйничать, чем прежде, когда были крепостные… делайте так, чтобы и вам было выгодно, и мужику был выгодно, тогда у вас всё пойдет хорошо.

– Да как же это сделать?

– Хозяином нужно быть для этого. Коли сделаетесь хозяином, так и будет всё хорошо, а если хозяином не можете сделаться, так не стоит и в деревне жить. По-деревенски только всё делайте, а не по-петербургски. Здесь иначе нельзя, сами увидите».

В чём заключалось умение хозяйствовать по-деревенски, а не по-петербуржски и не по-немецки? Степан же показал это на наглядном примере.

Энгельгардт пожаловался, что крестьяне за поправку прорванной плотины у пруда требуют сто рублей, тогда как работа не стоит и тридцати.

«– Зачем вам нанимать? Просто позовите на толоку: «из чести» к вам все приедут, и плотину, и дорогу поправят. Разумеется, по стаканчику водки поднесёте.

– Да ведь проще, кажется, за деньги работу сделать? Чище расчёт.

– То-то, оно проще по-немецки, а по-нашему выходит не проще. По-соседски нам не следует с вас денег брать, а «из чести» все приедут…

– Постой, но ведь хозяйственные же работы полевые все на деньги делаются?

– Хозяйственные – то другое дело. Там иначе нельзя.

– Не понимаю, Степан.

– Да как же. У вас плотину промыло, дорогу попортило – это, значит, от Бога. Как же тут не помочь по-соседски? Да вдруг у кого – помилуй, Господи, – овин сгорит, разве вы не поможете леском? У вас плотину прорвало – вы сейчас на деньги нанимаете, значит, по-соседски жить не желаете, значит, всё по-немецки на деньги идти будет. Сегодня вам нужно плотину чинить – вы деньги платите; завтра нам что-нибудь понадобится – мы вам деньги плати. Лучше же по-соседски жить – мы вам поможем, и вы нас обижать не будете. Нам без вас тоже ведь нельзя: и дровец нужно, и лужок нужен, и скотину выгнать некуда. И нам, и вам лучше жить по-соседски, по-Божески».

Помещик послушал умного крестьянина, и толокой в один день поправили и плотину, и дорогу.

Осенью пришлось звать на толоку баб, чтобы помогли нарубить капусту на засолку. Тут Энгельгардт убедился, что у крестьян есть свой «трудовой кодекс», что каждый хочет на общей работе показать себя с лучшей стороны:

«Работа «на чести», толокой, производится даром, бесплатно; но, разумеется, должно быть угощение, и, конечно, прежде всего водка. Загадав рубить капусту, чистить бураки и пр., Авдотья приглашает, «просит» баб притти на «помочи». Отказа никогда не бывает: из каждого двора приходит по одной, по две бабы, с раннего утра. Берут водки, пекут пироги, заготовляют обед получше, и если есть из чего, то непременно делают студень – это первое угощение. «Толочане» всегда работают превосходно, особенно бабы, – так, как никогда за подённую плату работать не станут. Каждый старается сделать как можно лучше, отличиться, так сказать. Работа сопровождается смехом, шутками, весельем, песнями. Работают как бы шутя, но, повторяю, превосходно, точно у себя дома. Это даже не называется работать, а «помогать»…

Нельзя даже сказать, чтобы именно водка привлекала, потому что приходят и такие бабы, которые водки не пьют; случается даже, что приходят без зову, узнав, что есть какая-нибудь работа. Конечно, всё это происходит оттого, что мужик и теперь всегда в зависимости от соседнего помещика: мужику и дровец нужно, и лужок нужен, и «уруга» (выгон) нужна, и деньжонок перехватить иногда, может быть, придется, и посоветоваться, может быть, о чём-нибудь нужно будет, потому что все мы под Богом ходим – вдруг, крый (сохрани) Господи, к суду какому-нибудь притянут – как же не оказать при случае уважение пану!».

Подобная совместная работа, в какой-то мере на принципе состязательности, дала возможность Энгельгардту увидеть крестьян и крестьянок с лучшей стороны, чего никогда не видели помещики, использующие труд либо крепостных, либо наёмных работников.

И такой подход к крестьянам с отношениями «по совести, по справедливости», стал для Энгельгардта правилом. Тогда как местные помещики строили отношения с крестьянами «по-петербургски», петербургский профессор жил с «мужиками» и «бабами» «по-соседски, по-Божески». Другие помещики вели с крестьянами нескончаемые изматывающие (и обычно безрезультатные) судебные процессы, у Энгельгардта с соседями и работниками не было ни ссор, ни неприятностей. Совет Степана послужил первым толчком, который ввёл Энгельгардта в целый мир деревенских, сложившихся за века чисто русских отношений, не описанных ни в одном руководстве по ведению хозяйства и не предусмотренных никакими юридическими кодексами.

Пришлось, например, Энгельгардту ознакомиться и с системой «народной юриспруденции». Среди знакомых ему крестьян был охотник и вор, некто Костик. Он крал даже не столько из нужды, сколько из озорства (как Остап Бендер был мошенником-художником). Совершил он кражу у Матова – мещанина-кулака, содержателя постоялого двора. Матов прежде всего раскидывает умом, кто бы мог украсть. Он