Провидец Энгельгардт - [25]

 – это уже не кнехт, и на таких основаниях ничего прочного создать в хозяйстве нельзя». И Энгельгардт смело делает вывод: «Вся система нынешнего помещичьего хозяйства держится, собственно говоря, на кабале, на кулачестве».

Надо заметить, что большинство горожан плохо представляло себе сущность реформы, касающейся, как им казалось, исключительно села, и потому искренне считало «освобождение крестьян» величайшим достижением славного царствования. Можно представить, какой сильнейший психологический удар испытали думающие читатели, когда Энгельгардт открыл им глаза на сущность «ограбления под видом освобождения».

И выходило, что помещик – не «отец крестьянам», а кулак, жадный паук, высасывающий соки из крестьян. Большего оскорбления благородному сословию невозможно было нанести, и нанёс его не кто-то со стороны, а свой брат, дворянин-помещик, один из лучших представителей этого сословия.

Надо ли удивляться тому, что в крестьянстве зрело неприязненное отношение (уже начинавшее переходить в ненависть) к помещикам:

Даже Энгельгардт, умевший ладить с крестьянами и заслуживший их уважение своей хозяйской хваткой, всё же чувствовал себя в деревне неуютно:

«Живя в деревне, хозяйничая, находясь в самых близких отношениях к мужику, вы постоянно чувствуете это затаённое чувство (ненависть к помещикам. – М. А.), и вот это-то и делает деревенскую жизнь тяжелою до крайности… Согласитесь, что тяжело жить среди общества, все члены которого если не к вам лично, то к вам как к пану относятся неприязненно».

Ещё в первом своём письме Энгельгардт писал:

«Помещичье хозяйство в настоящее время ведется так плохо, даже хуже, с меньшим толком и пониманием дела, чем в крепостное время, когда были хорошие старосты-хозяева, – что оно только потому ещё кое-как и держится, что цены на труд баснословно низки».

Он быстро убедился в том, что традиционное помещичье хозяйство полностью исчерпало себя и не имеет будущего. Одни помещики, получив солидные деньги по выкупным свидетельствам, решили вести хозяйство «по науке», накупили английских плугов и породистый скот, но в итоге быстро «разорились по науке». Плуги оказались не для наших почв, а привозные породистые коровы – не для условий смоленской деревни и потому быстро подохли из-за нарушения режима кормления и халатного ухода за ними (а можно ли требовать добросовестности от сезонного наёмного работника, пошедшего в кабалу из нужды?). Другие сдали землю в аренду и зажили как рантье. Третьи сразу заложили свои имения в казну и подались в город, «на службу (благо, теперь мест много открылось и жалованье дают непомерно большое), кто куда мог: кто в государственную, кто в земскую. Попробуйте-ка заработать на хозяйстве 1000 рублей в год за свой труд (не считая процентов на капитал и ренты на землю)! Тут нужна, во-первых, голова да и голова, во-вторых, нужно работать с утра до вечера – не то, что отбывать службу – да ещё как! Чуть не сообразил что-нибудь – у тебя рубль из кармана и вон. А между тем, тысячу рублей, ведь, дают каждому – и председателю управы, и посреднику. Понятно, что все, кто не может управиться со своими имениями, – а ведь теперь не то, что прежде: недостаточно уметь только «спрашивать», – побросали хозяйство и убежали на службу. Да что говорить: попробуйте-ка, пусть профессор земледелия или скотоводства, получающий 2400 рублей жалования, заработает такие деньги на хозяйстве; пусть инспектор сельского хозяйства заработает на хозяйстве хотя половину получаемого им жалованья».

Наконец, четвёртые, сказали «Прости!» родным палестинам, и уехали за границу – жить в свое удовольствие, пока есть деньги (вспомним героиню чеховского «Вишнёвого сада» Раневскую или Павла Петровича Кирсанова из романа Тургенева «Отцы и дети»).

И Энгельгардт подписывает приговор: «У помещичьих хозяйств нет будущности… Крепостное право уничтожено, а хотят, чтобы существовали такие же помещичьи хозяйства, какие были при крепостном праве!.. Поместное хозяйство – и дворянское, и купеческое, и мещанское, всякое поместное хозяйство – не имеет будущности… и в дальнейшем своем развитии жизнь деревни не придет ли к царству кулаков?»

О кулаках речь пойдет дальше. А здесь нельзя не упомянуть о чувстве ненависти, какое испытывали крестьяне к помещикам, даже и к самым добрым из них. Крестьянин был убежден, что земля – Божья, частная собственность на неё немыслима, и помещики, захватившие землю в собственность, – его враги. И, как это ни удивительно, выразителем сокровенных дум крестьянина стал помещик А. Н. Энгельгардт, громко заявивший на всю Россию: земля должна принадлежать только тем, кто её обрабатывает, а никак не паразитам-помещикам.

Глава 6. Лакеи и паразиты возле бар

Но если «землевладельцы в своих имениях не живут и сами хозяйством не занимаются», то какова же судьба этих имений?

«Усадьбы, в которых никто не живёт, разрушились, хозяйственные постройки еле держатся, всё лежит в запустении… все другие находятся под управлением приказчиков, старост, разных «вышедших на линию» людей, презирающих необразованного мужика, людей, жёны которых стремятся иметь прислугу, ходить как барыни, водить детей как панинят и учить их мерсикать ножкой. За отсутствием служащих владельцев