Проверка на любовь - [3]

И вдруг, впервые за последние двадцать минут, в моей голове рождается первая, вполне практичная мысль. Я осталась без дома. Единственное, чем я наказала Люка, так это тем, что сама себя выбросила из его квартиры. Все мое имущество помещается в сумочке «Аня Хиндмарх» (кошелек, пачка «Мальборо Лайтс», блеск для губ, мобильник, капсулы от расстройства желудка и грязные носовые платки), да еще та одежда, которая сейчас на мне. Молодчина, Марта! Это, конечно, его многому научит. Естественно, я отдаю себе отчет в том, что мне придется возвращаться за своими пожитками. Но это потом, потом, не сегодня. Сейчас это невозможно.

Почти инстинктивно я направляюсь к Фионе. Фи — моя лучшая подруга, часть меня самой, так же, как и я, наверное, являюсь ее частью. Ее статус лучшей подруги зиждется на том, что она сочувствует, но никогда не осуждает. Несмотря на тот факт, что по матери она наполовину немка, Фиона не относится к тем, кто радуется беде ближнего, ей чуждо само понятие schadenfreude[1]. Когда я чувствую себя по-настоящему в дерьме, ей и в голову не придет торжествовать и свысока лицемерно сочувствовать. Никогда она не ляпнет: «Я же тебя предупреждала!» или «Я так и знала, что это случится», даже когда для этого имеется веский повод. А это очень редкое качество, особенно для подруги. Кроме того, Фиона является той самой личностью, жизнь которой в очень многом похожа на мою. Мы вместе учились в университете и дружно сбегали с лекций по познавательной психологии. Вместе мы хохотали, проливали слезы и даже дрались, сходили с ума на отдыхе в Ибице, а потом, когда закончили обучение в Лидсе три года назад, переехали в Лондон.

В течение первого года нашей жизни в большом городе мы снимали одну квартиру на двоих и, хлебнув для храбрости водки, вместе искали приключений на свою задницу. А потом, в одном и том же месяце, она познакомилась с Карлом — Фотографом из журнала мод, а я — с Люком — Подонком, Вруном и Предателем (ранее в нашей компании он был известен как Самый Сексуальный Журналист на Всей Планете). И хотя с тех пор мы стали видеться с Фионой чуть реже, что было неизбежным, тем не менее симметрия в наших судьбах продолжала сохраняться. До настоящего момента, разумеется. И вот неожиданно все перекосилось и стало каким-то кривобоким.

Итак, я подъезжаю к дому подруги и некоторое время стою у ее подъезда, стараясь прийти в себя и успокоиться, потом нажимаю кнопку домофона.

— Кто там?

— Фи, это я.

— А, привет! Сейчас я тебя впущу.

Дверь призывно пищит, я прохожу внутрь и топаю по длинному коридору до квартиры Фи. Она уже стоит и ждет меня, эдакий стройный силуэт в дверном проеме. Но вот я приближаюсь к ней, и она успевает прочитать на моем лице все.

— Что стряслось? Ты ужасно выглядишь!

Я безвольно останавливаюсь рядом с Фионой, стараясь как можно дольше не встречаться с ней взглядом.

— Я… видишь ли… э-э-э…

Какая-то упрямая часть меня противится тому, чтобы тут же выложить подруге все, что произошло. И не потому, что она не поможет мне справиться с бедой. Она знает, как следует вести себя в подобных ситуациях. Как и подобает девушке, работающей по связям с общественностью, она обязательно найдет положительные моменты в любой трагедии. Но дело в том, что в ее голове мы с Люком до сих пор вместе, и ничто на свете не сможет нас разлучить. И от того, что сейчас эта иллюзия развеется, мне самой может стать гораздо хуже. Однако я каким-то образом заставляю себя пробормотать эти страшные слова:

— Между мной и Люком все кончено.

Она морщится и сочувственно наклоняет голову чуть вбок. Фиона протягивает руки, всегда готовые заключить меня в дружеские объятия:

— Ах ты, милая моя, ну, иди сюда.

Я роняю голову ей на плечо, и слезы неудержимо катятся по моим щекам. Все это сопровождается некоей смесью всхлипываний с подвываниями, означающими наивысшую степень жалости к самой себе, и продолжается это примерно минуты две. Все это время Фи неустанно и с искренней нежностью поглаживает меня по затылку.

— Прости меня, — поскуливаю я, когда слезы кончаются, и мне становится просто нечем плакать.

— Это еще за что?

Я поднимаю зареванное лицо:

— Прости, я тебе всю рубашку своими соплями изгваздала.

Мы заходим в квартиру. Карла здесь нет, он сейчас во Франции на очередных съемках какой-то новой модной коллекции одежды.

— Итак, что же все-таки произошло? — настаивает на ответе Фиона, протягивая мне сигарету. Между нервными глубокими затяжками я умудряюсь посвятить ее в события дня. Когда я объясняю ей, в какой именно момент Люк соизволил сообщить мне о своей измене, ее ответ заставляет меня улыбнуться:

— Неисправимый сиськовыжиматель!

Должна заметить, что у Фионы есть удивительная привычка применять небывалые экзотические выражения. Вот примеры ее уникального словарного запаса: «небритые кокосовые яйца», «факом затраханный трах» и мое любимое «галоп обкуренного гомика». Иногда со стороны может показаться, что она произносит реплики из сценария, написанного совместно Квентином Тарантино и Энидом Блайтоном. (Наверное, именно так вела бы себя любая девушка, насмотревшаяся по видео «Бриолина», предварительно приняв изрядную дозу экстази).