Провал операции «Z» - [7]

Призывно звонит телефон. Глория берет трубку. На другом конце провода мешок с долларами ее папаши. Разговор идет по-американски, поэтому я понимаю через слово.

Тут малышка прикрывает трубку рукой и шепчет в мою сторону:

— Отец спрашивает, согласны ли вы на пять тысяч долларов, не считая оплаты за дорогу, суточные и так далее?

Я бросаюсь в экстренные подсчеты.

Если не ошибаюсь, пять тысяч баксов — это два с половиной миллиона старых франков, то есть двести пятьдесят тысяч новых, так? Только за то, чтобы прокатиться и позагорать на Тихом океане! Кроме американского миллиардера, такую затею может мне предложить только добрая фея Маржолена со своей волшебной палочкой.

Стараясь не сильно выпучивать глаза от радости, я вздыхаю и повержено киваю.

— Нормально, Глория.

Она еще с минуту щебечет что-то в трубку, затем бросает ее на рычаг и прыгает ко мне на шею:

— О, я так счастлива, Тони, дорогой! А я как! Уж можете мне поверить!

— Вы сказали отцу о нападении на вас прошлой ночью?

Моя американочка прикусывает губу и становится серьезной.

— Бог мой, нет! Но… Знаете, у него больное сердце, и такая новость может спровоцировать новый инфаркт. — Потом ногами сбрасывает на пол простыню и объявляет:

— Дорогой, сейчас мы займемся вашим гардеробом. О, я всегда мечтала одеть красивого мальчика!

Это ж надо — сказать такое мне! Мне, кому пришлось раздеть стольких красивых девочек!

Глава 3

Я всегда обожал путешествовать — это в моей природе и моем гороскопе.

Послезавтра — отправление… Я позвонил матушке и немного посвятил в свои планы. Но маман действительно не слишком сильна в географии (как все французы). Для нее что Галапагосы, что Лебединое озеро — все едино. Она беспокоится только, чтоб я не простудился. Пообещав принять все меры предосторожности, после звучного поцелуя через мембрану вешаю трубку.

До Кокпинока мы добираемся блошиными прыжками. Сначала из Ниццы в Париж, затем из Парижа в Мехико. Затем из Мехико в Кито, где нанимаем частный самолет для влюбленных и берем курс на Гуаякиль. Таким образом мы проводим над морями и континентами два дня. В Гуаякиле нас поджидает одна из яхт мистера Окакиса. Всего яхт шестнадцать, различного водоизмещения. О, мужики, если бы вы видели эту скорлупку! Большего люкса даже представить себе нельзя! Или, скорее, более дорогого! Судно окрашено в небесно-голубой цвет. Мостик отливает нежно-розовым. У матросов форма белая с розовым, так что от зависти обделался бы даже директор универсальных магазинов в Шатле. Штаны белого цвета с розовым кантом доходят до коленей, как бермуды. Шик! Матроска розовая с белым кружевным воротником и манжетами. Большое «О» (Окакис) вышито золотом на груди и на спине. На головах береты, напоминающие о венецианских гондольерах, но в белую и розовую полоску и с помпоном на макушке. Среди остальной команды капитан отличается одеянием и сразу бросается в глаза, поскольку на нем что-то вроде королевского сюртука голубого цвета. Ниже сюртука розовые подштанники и лаковые черные сапоги. Под сюртуком белоснежная рубашка с шикарным жабо, как у голубя-дутыша, а на голове черная фуражка, украшенная страусовым пером. Обалдеть! Только в Голливуде можно увидеть нечто подобное.

Как жаль, что я не взял свой «роллейфлекс» — сняться бы на память вместе с экипажем! О, сколько моряков, сколько капитанов мечтали бы обрядиться подобным образом и получать такую же зарплату в придачу!

Но внутри корабля, дорогие мои, — это песня! Коридоры и переходы обтянуты розовым шелком, каждая дверь выполнена из палисандрового дерева и украшена картиной в массивной золотой раме. Под ногами что-то классическое — Тегеран, господа! Каюты обставлены подлинной мебелью эпохи Людовика XVI, и на каждой стенке по оригиналу Рембрандта. Каких это все бабок стоит, а? Вы еще не потеряли дар речи? Тогда продолжу описание внутренностей корабля. Ванные комнаты, да что там комнаты-залы! — выложены розовым мрамором, а краны из чистой платины… Что вы хотите сказать? Вам наплевать? Ну и тяжело же вас эпатировать, господа! Вы мне кинете свои мокрые трусы в морду, если я вам скажу, что бассейн на яхте сделан из изумрудов? А, пробрало?! Так вот нет, пардон! Из толстого венецианского стекла! А переливается на солнце, как изумруд! Вы думаете, слишком дешево? Но вот лестница из чистого золота и инкрустирована брильянтами! Могу поклясться головой вашего младшего брата, но не того, что учится на одни двойки, а другого, который подхватил свинку от кормилицы!

На капитанском мостике нет классических откидывающихся сидений, а стоят банкетки времен Людовика XV. Мне начинает нравиться, и я мысленно поздравляю себя с тем, что согласился с предложением Глории.

— Симпатичная посудина, правда? — спрашивает она, входя ко мне из смежной каюты, которую занимает.

Я клею ей засос из категории большого плавания.

— Просто чудесно, сердце мое.

— Каким замечательным будет наш медовый месяц, — ласково произносит она, вешаясь мне на шею.

Сожалею, что по разнарядке судьбы на мою долю не выпало охранять более сексапильное тело. Не хочу кривить душой: Глория вовсе не мерзкая. Были в моем послужном списке всякие — и похуже. Я не стесняюсь об этом говорить. Для дождливого послеобеденного отдыха или для хижины в горах такие могут вполне подойти: надо же не забывать о физических упражнениях. Но Глория как-то не вписывается в шикарный антураж морского круиза, понимаете? Ноги слишком худые, а грудь ушла, не оставив адреса, — словом, она не для выхода в свет, тут она не то чтобы теряется, но во всем этом люксе проигрывает. На мой взгляд, ей не стоит раздеваться на публике. Ее стиль — штаны-дудочки и свитер. В общем, хорошо бы одеть ее в шкуру пингвина! Чтоб больше не поносить девушку, скажу: у Глории есть шасси, но кузову не хватает аэродинамизма. И закончим на этом!