Протозанщики. Дилогия - [4]

Волна смело нажал кнопку на медном пульте. Экран загорелся, проявилась неподвижная фигура. Через мгновение картинка ожила, и из колонок, сначала тихо, но все более разрастаясь, донеслись рыдания…

Знакомая комната в квартире Алексея. Старый шершавый ковер, диван и… мама! Грустная, внезапно постаревшая, но такая любимая. Знакомые руки бережно вытирают несуществующую пыль с фото сына; кусочек черного хлеба осторожно поправляется на стеклянной стопке; обожаемые, дорогие глаза, обрамленные паутиной морщин, изливают ручьи материнского горя.

Счастье мгновенно покинуло Алексея! Горечь пронзила горло, и слезы подкатили к глазам. Обида — безадресная, необъяснимая обида — накрыла целиком, погружая в тошнотворную, невыносимую боль.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — громко вскрикнул Алексей, — Пожалуйста, сделайте так, чтобы мама успокоилась!

— Не проси, — тихо перебил Макс, положив руку на плечо Волны, — Это невозможно. Ничто не может унять материнского горя от потери ребенка. Нет такой силы, кроме времени…

— Но я же… но мне же… хорошо тут! Что же делать?

— Терпеть. Другого выхода нет. Всегда будет становиться плохо, когда по тебе плачут.

— Всегда? Всю вечность терпеть такой кошмар?

— Вечность? Считаешь, по тебе всегда плакать будут? — ухмыльнулся гид, — И не надейся! Все пройдет…

4

Бесцеремонное солнце вторглось в маленькую комнату. Рустам желал продолжить сон: отбивался от света одеялом, накрывался подушкой, но светило настырно лезло на кровать, вытаскивая из забвения. «Что мешало вечером задернуть шторы?» — злился на себя молодой мужчина. Пришлось выползать из сладкой дремы. Выныривать в страшную действительность.

А здесь, в реальности, беда. Горе! Сегодня хоронят лучшего друга Рустама — Алексея. Бесшабашного, веселого, никогда не взрослеющего Волну, убитого безвестными отморозками.

С раннего детства дружила компания. Худощавый Алексей, с вечной улыбкой и «талантом влезать в неприятности». Скуластый Рустам — невысокий, задумчивый, излишне осторожный и склонный всегда доискиваться потаенных смыслов. Третий товарищ — умный, бездумно смелый и решительный, светловолосый Антип. Антип — ненастоящее имя, это прозвище, сокращение от «Анти-поэт»: парень с детства сочинял пошлые стишки, рифмуя то, что рифмовать бы ни стоило. Обожал пословицы, но никогда не мог запомнить их до конца, поэтому часто заканчивал, а зачастую и начинал фразы отсебятиной. Получалось глупо, но весело.

Детские приключения заводили друзей то на стройку, то в чащу далекого леса, то в холод и мрак непролазных болот. Из неприятностей выбирались сообща, невзгоды преодолевали легко, пока не пришло время повзрослеть…

Девяностые занесли Антипа в криминальную среду. В образованной им группировке, поэтично прозванной Роем, Рустам и Волна не прижились. Товарищи отдалились, видится стали редко. Прервалась и дружба Алексея с Рустамом — попытки семейной жизни на время разнесли по «ячейкам общества». Поиски домашнего счастья не увенчались успехом, и два тридцатипятилетних лба снова оказались во дворе на лавочке в компании пива и друг друга.

Позже и разбогатевший Антип стал находить минутки и спускаться во двор к друзьям детства. Снова смех, снова радостные воспоминания, снова сладкое ничегонеделание!

Удар отморозков разрушил все. Волна погиб. Глупая смерть, не имеющая объяснений, разорвала душевное трио. Антип напряг силы Роя для поиска подонков, но следов найти не удалось. «Беспредел!» — поставили диагноз «спецы», и розыски прекратились.

И вот, похороны… Антип на прощание не пришел. Не стал придумывать объяснений, просто заперся дома, выключил телефоны и залил горе убойной дозой коньяка.

Рустам в молчании брел за процессией. Плач родни болью отзывался в сердце, а монотонное отпевание обволакивало сознание пеленой. Несколько мгновений, и жирная глина образовала свежий холм, навсегда скрыв Волну от взглядов и надежд. Металлический крест легко вошел в почву, словно ставя точку во всей этой страшной истории.

Происходящее казалось Рустаму фальшью. Странные птицы пели странные песни, странные голоса верещали о горе… странные видения возникли на могиле, окончательно превращая реальность в бред! Блестящие буквы, вдруг, заплясали на могиле, складываясь в единственное слово, но никто ничего не замечал. Только Рустам видел символы, и сквозь слезы смог прочесть их. Нервы сдали, и парень убежал с кладбища.

* * *

— Полегчало, — вздохнул Волна, снова ощущая прилив радости.

— Отпели! — кивнул Макс.

— Итак, продолжим? Значит, есть четыре Мира: Олово, Медь, Серебро и Золото. Оловянный Мир — это первая жизнь, Медный — отсев, где должна решаться дальнейшая участь, только почему-то не особо решается. Серебро и Золото — высшие Миры, где еще лучше, чем здесь, но точно ты не знаешь, хотя и гид. Правильно?

— Из твоих уст звучит как-то по-дурацки.

— Я в чем-то ошибся?

— Во-первых, кроме Олова, Меди, Серебра и Золота есть еще место обитания Высших сил. Мы называем его «Олимпом».

— Там живет… Бог?

— Как тебе сказать…

— Дай-ка угадаю, об «Олимпе» ты знаешь еще меньше, чем о Золоте с Серебром. Так?

— Типа того, — передразнил Волну гид.