Противотанкист - [6]

Допиваю пиво, подхожу и сажусь на стул слева от девушки. Обращаюсь к ней с простым вопросом.

— Миледи, вы не подскажете, как пройти в библиотеку? — Поворачивает ко мне голову. Внимательно смотрю в её глаза. Во взгляде вопрос, потом изумление, потом узнавание. Точно, она, эти глаза не могут лгать.

— А зачем вам?

— Девушка, вы что, из Израиля?

— А почему из Израиля?

— Потому что только евреи отвечают вопросом на вопрос.

— Я что, похожа на еврейку?

— С этой причёской и в таких очках, вылитая Индира Ганди. — Лёлька задумалась, ненадолго зависла.

Пока не отвисла, гружу её дальше.

— Володька, ты зачем усы сбрил? — Виснет дальше. В глазах недоумение.

— Зачем масть сменила? Сучка ты крашеная.

— Почему крашеная? Это мой натуральный цвет.

— А это я не знаю, какой из них натуральней, чёрный или блонди?

— Ладно, хорош прикалываться, это я, Оля.

— Ты давно здесь?

— С десяти вечера.

— И где пряталась?

— У женщин свои секреты.

— Окраску зачем сменила?

— Я же говорю, чтобы мама не узнала. Я же здесь работаю, зачем мне лишние разговоры. Вообще-то это парик.

— Ладно, валим отсюда. Что пьёшь?

— Коктейль, это мой любимый.

— Допивай по быстроляну, через пять минут встретимся на улице. Рассчитываюсь с барменом, захожу в комнату для гостей, привожу себя в идеальный вид. Смотрюсь в зеркало (глаза немного пьяные и шальные).

Попрощавшись с Кристиной и забрав у неё пакет, выхожу караулить на улице. Стою немного в стороне, в тени от акации. Из дверей ресторана выходит знакомая фигурка и оглядывается по сторонам. Немного подождав, идет в сторону перекрёстка. Аккуратно крадусь следом, держась затенённой стороны улицы. При подходе к улице Республики, открыто выхожу на тротуар и быстро нагоняю Ольку, произнося заготовленную фразу.

— Девушка, девушка, постойте девушка, — вы время сколько, не скажете? — Говорю всё это писклявым голосом (работаю под Хазанова). Видя мгновенно напрягшуюся спину, спешу закончить уже нормальным голосом.

— Здравствуй, Лёля, я вернулся. — С глубоким вздохом облегчения Олька поворачивается, подбегает ко мне и с криками: дурак, кретин, идиот. — Лупасит меня кулачками в грудь.

— Всё, всё, успокойся. — Поставив пакет на землю, одной рукой аккуратно прижимаю её к себе, обнимая за талию. Второй глажу по голове.

— Откуда ты взялся, гад ползучий? Я чуть не описалась со страха.

Стараясь заткнуть словесный поток, крепко целую её в губы. Постепенно начинает отвечать, сначала робко, потом всё уверенней и страстней.

Руки зашарили по одежде в поисках пуговиц. Ну ладно, хорошего помаленьку, да здесь и не место, хотя и время — ночь.

Оглаживаю, потом отстраняюсь и шлёпаю по упругой попке. Ага, дошло. Дыхание успокаивается, грудь вздымается всё реже и реже.

— Ну что, надеюсь, дама не будет возражать, если галантный кавалер проводит её до дому.

— Дама не будет, но ещё одна такая выходка и кавалер получит струю газа в морду и коленом по колокольчикам.

— А с кем же тогда мадам будет тереться пупками? — Делаю толстый намёк на тонкие обстоятельства.

— Вообще-то мадмуазель… — Принимает мою игру Лёлька. — Но ничего, как-нибудь переживу, тем более у меня кое-что припасено на этот счёт. Есть некоторые вещи и пострашнее «Фауста» Гёте.

— Пардоньте… А мадмуазель читала» Фауста»? И даже Гёте? В детстве я читал это произведение на языке автора, но ожидать такого от блондинки, хотя уже брюнетки, это выше моего понимания.

— Был такой лётчик Валерий Чкалов. Так вот он летал, летал и долетался, кто-то, похоже долетается…

— Признаться, я не ожидал от вас такой грубости. А ты даже Чкалова знаешь? У, ты какая!

Вот так непринуждённо пикируясь и подшучивая друг над другом, мы и следовали по улице в сторону набережной.

Дойдя до площади «Борцов с Революцией», решили срезать и, пройдя через этот сквер, выйти к реке. Пройдя по центральной, свернули на боковую аллею и похоже пришли. Недаром говорится, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Вот они. «Фулиганы». Классика советского кинематографа три хулигана и пара влюблённых, бойся данайцев дары приносящих. Кино и немцы. Приплыли. Трое уродов, с хамской непринуждённостью вырулили нам навстречу, перекрыв выход из аллеи. Молодые, возраст около двадцати с лишком лет, поддатые, либо накуренные. С запахом застарелого перегара.

— А куда это мы так торопимся на ночь глядя, тут у нас выход платный. — Говорит фиксатый тип, стоящий в середине гоп-компании.

В темпе прокачиваю противников: тот, что говорит, среднего роста, в правой руке вертит нож-бабочку, но не зоновскую поделку, а китайский ширпотреб — сявка дешёвая.

Второй, справа от меня, длинный, худощавый, в руках бита, глаза нехорошо блестят — походу наркот.

Третий, рост под метр восемьдесят, под футболкой просматривается бицуха, но не качок, жилистый, скорее всего бывший спортсмен, но не факт, этот самый опасный. Пробую съехать на базаре.

— Молодые люди, вы бы освободили проход, а то мы действительно очень торопимся.

— А тебя, дядя, мы и не задерживаем, ты только оставь девушку, денежкой пошурши и можешь идти на все четыре стороны. — Это сявка блеснул красноречием. Всей кодлой мерзко смеются.

— А вот с лялькой мы займёмся более приятным делом. Ты, дядя, не бойся, мы её нежненько пропустим во все дырки, и даже немного твоих денежек отстегнём.