Противотанкист - [31]

— Что там случилось, браток?

— Да это наши танчики развоевались, а потом и «засадный полк» присоединился, сначала закидали гранатами, а потом рванули через дорогу и накрыли автоматным огнём сверху.

— Как думаешь, всех положили?

— Из десятка стволов сверху вниз, да ещё и почти в упор, однозначно капец им всем. — Да уж, не хотел бы я оказаться на месте этих фрицев, сначала гостинцы сверху в виде РГДшек, а потом ещё и старуха с косой, да не простой, а с темпом стрельбы 800 выстрелов в минуту, шансов выжить ноль целых, ноль десятых и хрен сотых.

— Мы сходим, поближе посмотрим, ты нас прикрой если что.

— Хорошо, прикрою, но и вы сами ушами не хлопайте. Слышь, артиллерия, — это вы что ли кашу у моста заварили?

— На той стороне мы, ещё и миномёт поддержал, а на этой станкач порезвился. А что, не нужно было?

— Наоборот всё в ёлочку, гансы уже к нам намылились, заняли бы окоп и хана всем нашим планам, а тут вы, результат на дороге валяется, ну и пяток самых прытких уже я приземлил.

Взяв оружие на изготовку, по едва заметной тропинке меж кустами крадёмся к переправе. При выходе из зарослей ивняка залегаем, чтобы осмотреться. До мостика тридцать метров, до окопа вырытого диверсантами всего пятнадцать. Разведка окаянит где-то на той стороне дороги, отлавливая и достреливая недобитков. Через несколько минут замечаю в окопе непонятное шевеление. Что делать? Если там фрицы, тогда понятно, сначала граната потом зачистка. А если наши? Ну, это уже их проблемы. Кто не спрятался, я не виноват. Достаю лимонку и, не выдёргивая чеки, с криком.

— Гранатен! — закидываю её в окоп, а следом несусь сам. Когда я почти добегаю до окопа, навстречу мне с воплями.

— Алярм! Алярм! — выскакивает тело в форме противника. Не останавливая своего движения, сшибаю его прикладом своего ППД и, подбежав к окопу, сверху вниз несколькими очередями зачищаю его от непрошеных гостей, осматриваюсь и, заменив магазин, спрыгиваю на дно. Подбежавшему Фёдору говорю, чтобы он приглядел за моим крестничком, а сам в это время изучаю небольшой окоп и его содержимое. Кроме мёртвого трупа в фельдграу, больше ничего интересного не нахожу, подобрав свою гранату, убираю её на место и окликаю «дядю Фёдора».

— Эй санитар, что там с моим пациентом? — боец сначала удивляется, а потом врубившись в мой чёрный юмор, отвечает.

— Пациент скорее мёртв, чем жив.

— Ну, раз врач сказал в морг, значит в морг, — констатирую свершившийся факт я, и уже серьёзным тоном командую.

— Забери у него документы, жетон, боеприпасы с оружием и тащи всё сюда. — Сам же, помахав рукой прикрывающему нас снайперу, показав, что у нас всё в порядке, досматриваю своего упокойника. Для этого приходится перевернуть на спину, лежащего ничком фрица. Ого, на ремне болезного нахожу любимый пистолет Остапа Бендера — «Парабеллум», правда с кисами у нас напряг, да и с Остапами не фонтан. Забрав документы из карманов, а также оружие и патроны вместе с ремнём, ищу ранцы гансов и нахожу их, а также один МП-40 и карабин Маузера, валяющихся на дне окопа. Открываю солдатскую книжку и пытаюсь хоть что-то прочитать, хотя из немецкого знаю только, «хенде хох» и «дас иш фантастиш», английский как и все, учил в школе, так что латинские буквы знаю.

— Ого, а ганс то не рядовой, — с трудом удалось прочитать звание, что-то типа фельдфебеля, а зовут его Гансом, точнее звали, а ещё точнее никто вас, уродов, сюда не звал, сами пришли, ну и нашли, что хотели. Хотел землю — получи, будешь ты в ней удобрением, причём вонючим. От фрица и правда начало подванивать, но не трупным запахом, а содержимым кишечника, поэтому отхожу в другой конец окопа и зову Федьку, нехрен ему на виду маячить. Собрав заработанное непосильным трудом и распихав это всё по ранцам, вылазим и, прихватив оружие, бежим к пушке. На позиции застаём своего взводного, который начинает ругаться из-за нашего отсутствия, но когда я отдаю ему трофейный пистолет, Ванька, с горящими как у пацана глазами, рассматривает его, а потом убирает себе в командирскую сумку. Я же молча достаю из своего кармана комсомольский билет Жени Столбова и протягиваю его лейтенанту. Потом хороним нашего первого двухсотого, хотелось бы надеяться, что и последнего, но на такой войне вряд ли. Достав из вещмешка убитого котелок, я ножом выцарапываю на нём фамилию, имя отчество, год рождения, а также номер дивизии, и закапываем вместе с погибшим.

Через пять минут после похорон, наблюдаем следующую картину маслом: с опушки леса в сторону шоссе, выстроившись редкой цепью, идут разведчики и зачищают территорию, по несколько минут задерживаясь у каждого подбитого бронетранспортёра, раздаются редкие выстрелы из винтовок и короткие очереди из автоматов. Ещё одно отделение, при поддержке танка, прочёсывает местность на той стороне дороги. Ну и по самому шоссе со стороны «блок поста» едет наш «козырной туз», а седом за ним топает «народное ополчение».

— Товарищ лейтенант, — говорю я Ивану — а не мешало бы пройтись и проверить результаты наших попаданий по этим консервным банкам, да и патронов к трофейному оружию поискать.