Противостояние - [2]

В обычное время.

Серп врезался в невидимую пелену, отделяющую меня от Дрогана, и отлетел в сторону.

— Вот как… — По его глазам я понял, что мои худшие опасения оправдываются. Он поверил, но вера эта не принесла страха, только лишь решимость. — Стало быть, это не ложь… и все же, если выбирать между смертью в сугробе и смертью в стенах твоего замка, я, пожалуй, предпочту второе, колдун. Поскольку смерть на этом морозе уже очень близка.

И он шагнул через порог.

Дверь с шумом захлопнулась за его спиной, зазвенел засов, ныряя в петли. Проклятый замок выполнил свою миссию. Я вздохнул, в очередной раз смиряясь с неизбежным.

— Меня зовут Санкрист… пойдем, я дам тебе подогретого вина…

Ловцы появились в деревне еще затемно. Они всегда приходили в это время: стоит селянам заприметить приближение отряда «белых плащей», как детей тут же уведут в лес — ищи их потом. Конечно, рыцари при желании могут найти и иголку в стоге сена, но ведь это всегда потеря времени. Может, махнут рукой и уедут несолоно хлебавши…

Небо еще было сплошь усыпано звездами, еще ни один петух не соизволил возвестить о приближении утра, а уже загрохотали копыта, высекая искры из добротной, иному городу на зависть, мостовой. Местный управитель воровал в меру, что было редкостью необычайной, а потому и на дороги выделяемых из казны денег хватало. Захлопали окна, сонные лица высунулись наружу, дабы узнать, кого нелегкая принесла в столь ранний час. Где-то затеплились лучины и свечи, в домах побогаче — и масляные лампы. Толку от них было чуть, мрак за окном разогнать крохотными огоньками невозможно — но ведь когда в доме светло, и страх вроде как отступает.

Да и настоящего страха в этих краях давно уже не видели.

И все же люди разглядели во тьме, кто нарушил последний час их утреннего покоя. Где-то затравленно вскрикнула женщина — и тут же зашептала, поднимая детей. Те, что мчались за окном, не слышали этого шепота — но знали о нем. Это был не первый их рейд и далеко не последний. А потому еще на околице отряд разделился: пятеро рыцарей осадили коней на холмах, окружавших деревню, прошептали нужные слова — и тьма перед их глазами расступилась, сменившись зеленоватым маревом. В этом колдовском мареве невозможно толком разглядеть деревья, кусты или камни, зато прекрасно видно все живое — даже мышь, выбравшаяся из своей норки, была бы видна ясно и отчетливо, словно раскаленный уголек среди груды давно остывшей золы. Никто не сможет покинуть деревню незамеченным…

Остальные рыцари, сопровождавшие кареты — одну, роскошно отделанную, принадлежащую весьма влиятельной персоне, и две другие, попроще, — направились к центру деревни, где, как обычно, располагались дом управляющего, маленькая церквушка, обиталища наиболее уважаемых селян и гостиница. Но всадников — и, разумеется, тех, что ехали сейчас в каретах, защищенных заклинаниями и от дневной жары, и от ночной прохлады, и от дорожной пыли, — интересовала отнюдь не гостиница. И, конечно, не церковь — хотя все рыцари, проезжая мимо устремившегося к ночному небу шпиля, украшенного традиционным солнечным кругом, сделали положенный жест очищения и преданности Эмиалу.

Скакавший впереди кавалькады воин осадил огромного коня и тут же, не дожидаясь, пока животное успокоится, спрыгнул на землю, глухо звякнув тяжелой кольчугой. В иное время и в ином месте латы рыцарей Света были бы обязательным атрибутом для этой миссии, но укрывать себя полными доспехами ради визита в небольшое село, пусть оно и всего в пяти часах езды от Торнгарта, было бы явным излишеством.

Рыцарь легко взбежал по ступенькам и трижды дернул массивное медное кольцо. Выждав ровно пять вдохов — явно недостаточно для того, чтобы хозяин дома поднялся с постели и подошел к двери, — рыцарь снова ударил в резные доски — на этот раз закованной в латный сапог ногой. Брызнули щепки, по одной из досок пробежала трещина…

— Иду, иду… — послышался из-за двери старческий голос. Спустя несколько мгновений в открывшемся дверном проеме появился сгорбленный силуэт. Морщинистая высохшая рука держала масляную лампу, подслеповатые глаза обежали фигуру рыцаря, на мгновение задержались на длинном мече. — Чего изволит ваша светлость в столь ранний час?

— Ты управляющий? — Рыцарь снял шлем, привычно бросив его на согнутый локоть левой руки, правая ладонь в стальной перчатке легла на рукоять кинжала. Не с угрозой — обычная поза воина.

— Нет, ваша светлость. — Старик поклонился, но видно было, что возраст уже давно не позволял ему проявлять раболепие должным образом. — Господин управляющий почивать изволит. Прикажете разбудить?

— Живо! — коротко бросил светоносец, тут же забыв о существовании слуги и поворачиваясь к нему спиной.

Грохоча железными сапогами по камням, он подошел к первой карете — той, что была богаче отделана, — и распахнул дверцу. Из полумрака появилась тонкая женская кисть… Пальцы, унизанные перстнями, каждый из которых стоил целое состояние — куда больше, чем совокупная цена самоцвета и оправы, — чуть коснулись латной перчатки.

Женщина, ступившая на мостовую, была красива той редкой красотой, что никогда не заставляет сердца замирать в сладком трепете. Точеные черты лица, огромные серые глаза, обрамленные невероятно длинными густыми ресницами, изумительная фигура, роскошные волосы, перехваченные узким золотым ободком, в центре которого светился магическим светом огромный, с перепелиное яйцо, рубин (знак Вершительницы, высшего ранга в иерархии Ордена), — все это было совершенно. Как и покрой ее платья, как и макияж, ни в малейшей степени не размывшийся за пять часов езды… Но вся эта утонченность и изысканность не радовала глаз — от красавицы веяло холодом и немного угрозой.