Противостояние - [101]

— Нет, бабушка, я помню. Между мной и Лисой сложились очень близкие, доверительные отношения. Думаю, мое влияние на нее намного сильнее влияния матери.

— Опасная самонадеянность! Не забывай, Василиса необычная девочка, и у нее необычная мать!

— Произошло нечто такое, о чем я не знаю?!

— Да. Случилось худшее: они обратились за настоящей помощью. Пока, правда, почти неосознанно, с чужой подсказки. Но Его участие в их судьбе может нам дорого стоить! Уже сейчас Василисе открыли во сне то, о чем ей совсем не нужно было знать!

— Скажи, что именно? — допытывалась Смарагда.

— Твою связь с темным миром. И учти, этот мир девочке не понравился!

— Плохо…

— Я бы сказала, очень плохо… Возможно, придется пойти на крайние меры.

— Какие? — Сердце Смарагды радостно забилось: неужели Нина сделается ее союзницей?

— Я устала повторять: вмешательство в естественный ход событий повлечет непредвиденные осложнения! Запомни, без меня ничего не предпринимать! Всему свое время. Поняла?

— Поняла, — неохотно согласилась ведьма.

1992 г. Москва.

— Мил, возьми наконец трубку! — раздался из комнаты недовольный голос мужа.

— Сам возьми, — отказалась Мила, занятая приготовлением соуса для мяса.

— Телефон рядом с тобой! — продолжал настаивать на своем Андрей.

— У меня руки испачканы.

— Не даст игру досмотреть! — Ворча, он неохотно оторвался от уютного кресла. — Алло! Здравствуй, мамочка. Рад тебя слышать. Ну, как вы там? Что?! А давно? Так плохо? Да, да… Ну, лечись… Конечно, я позвоню… Целую. — Андрей, в задумчивости, отошел от телефона.

Его молчание и смущенный вид заставили Милу спросить:

— Что-то произошло?

— Произошло… Андрей многозначительно взглянул на жену и с кривой улыбкой произнес: — У мамы отнялась левая нога. Она не в состоянии выйти из дома, даже за хлебом…

— Ну, надеюсь, ты не станешь меня в этом обвинять? Не я нашла Аделаиду Генриховну!

— Я и не собираюсь никого обвинять. Просто не могу поверить! — После десятиминутного молчания он неожиданно предложил: — А давай в воскресенье сходим в церковь…

— Ты же никогда туда не ходил?

— Когда-нибудь нужно начинать…

— Нужно…

Мила тоскливо вздохнула при воспоминании о собственных редких и робких попытках, во время которых ее не покидало мучительное ощущение чужеродности. Длинные, непонятные службы тяготили, а когда храм наполнялся гулом голосов, торжественно и сосредоточенно произносящих «Символ Веры», желание выйти из него делалось непереносимым. Еще ни разу она не исповедовалась и не причащалась, хотя со времени крещения прошло три года. Самая мысль о том, что предстоит открыться незнакомому батюшке, казалась дикой и невероятной. С тайной завистью наблюдала Мила за людьми, подходившими к Чаше, особенно остро ощущая, в тот момент, безрадостную пустоту глухого сердца.

В храм они выбрались лишь во второй половине воскресного дня. Пасмурное, низкое небо нависло над сонным городом. Ноги вязли в мокрой каше весенней оттепели.

— Отвратительная погода! — Запыхавшись, Мила расстроенно взглянула на свои промокшие сапоги.

— Да, — согласился с женой Андрей и мечтательно добавил: — Сейчас сидели бы спокойно дома, телевизор смотрели…

— Ну нет! Давай доведем дело до конца! — Она нахмурилась от сознания, что спорит сейчас с самой собой.

— Конечно, смотри, наш автобус!

У церковных ворот, на верхушках высоких старых тополей, ссорились вороны. Их режущий ухо гвалт разносился по округе.

— Мерзкие голоса! Впрочем, сами птицы не лучше! — заметил Андрей и, подхватив Милу под руку, шагнул на нечищеную мостовую. Красные «Жигули», попавшие в скользкую колею спрессовавшегося снега, резко развернулись и окатили их, с ног до головы, жирной, угольно-черной грязью.

— Ах ты, — задохнулся от возмущения Андрей. Водитель, испугавшись его сжатых кулаков, сорвался с места.

— У тебя вся куртка испачкана. — Мила окинула мужа обескураженным взглядом. — Да что же это?! — Вопрос так и остался без ответа. — Сейчас…

Она раскрыла свою сумочку и, после долгих поисков, вытащила нарядный вышитый платок.

Андрей, стирая грязь с Милиного носа, расстроенно предложил:

— Домой?

— Нет, — отрезала Мила, — если решили пойти в храм, значит, так и сделаем!

Вечерняя служба еще не началась. Несколько старушек сидели на лавочке, от нечего делать наблюдая за редкими посетителями. Под прицелом недобрых взглядов Мила потянулась к подсвечнику. Боковым зрением она заметила метнувшуюся к ней пожилую женщину, ткнувшую зажженной свечой в рукав ее шубы. В ту же секунду мех ярко вспыхнул. Мила сбила огонь и, заставив себя промолчать, отошла к алтарю. Затуманенный обидой взгляд скользил по иконам. «Зачем? Зачем она это сделала?!» — с горьким недоумением вопрошала девушка саму себя. Злой, бессмысленный поступок старухи окончательно испортил ей настроение.

— Вам не нужна моя помощь?

Мила, готовая вот-вот расплакаться, услышав рядом мягкий, участливый голос, удивленно обернулась и, встретившись взглядом со священником, покраснела от смущения.

— Вы выглядите такой расстроенной! Я не мог не подойти, — улыбнулся мужчина.

— Спасибо…

— Скажите, как вас зовут?

От теплоты его тона Мила очнулась.

— Людмила.

— Очень хорошее имя, — похвалил батюшка, — людям милая.