Противники России в войнах ХХ века. Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества - [129]

В деревне Струсы Седлецкого уезда орудуют члены подпольной организации «Польские паны», преимущественно из реакционно настроенных кулаков. В период немецкой оккупации они помогали немцам расстреливать еврейское население и военнопленных красноармейцев. Эта организация призывает поляков к борьбе с Красной Армией, выдвигая программу: «Зачем нам в Польше Красная Армия и коммуна? Нас Англия вооружит, тогда мы возьмемся за Россию. Польша будет великой империей от Балтийского до Черного моря».

11 августа в город Венгрув приезжал представитель лондонского правительства для установления связи и дачи указаний своим единомышленникам… И, как предполагают, выехал в город Седлец с той же целью.

В ряде населенных пунктов отмечены факты срывов приказов командования Красной Армии и плакатов Национального Комитета, вывешенных на стенах. Ряд офицеров и солдат Армии Крайовой угрожает населению репрессиями за лояльное отношение к Красной Армии».[695]

Таким образом, польское население оказывалось как бы между двух огней. Эту ситуацию, пожалуй, весьма точно отразила докладная записка Военного совета 47-й армии в Военный совет 1-го Белорусского фронта об отношении отрядов Армии Крайовой к Красной Армии от 30 июля 1944 г. В ней говорилось о том, что «население тепло относится к частям Красной Армии, но в то же время исключительно хорошо относится и к отрядам так называемых польских партизанских частей и подразделений».[696]

Итак, в 1944 г. произошла встреча двух народов — непосредственное соприкосновение больших масс советских людей, одетых в солдатские шинели, и польского населения. Такие встречи в истории бывают относительно редки и, как правило, связаны с особыми ситуациями, а именно — с войнами. В этом случае активная сторона — наступающая армия — является, во-первых, инструментом официальной государственной миссии своей страны (оккупация, союзнические обязательства, освобождение и т. п.); во-вторых, — непосредственным носителем социокультурных, ценностно-мировоззренческих, традиционно-бытовых, поведенческих и т. п. качеств своего народа. Поэтому и взаимодействие, взаимовосприятие, взаимоотношение пришедшей армии и местного населения происходит как бы в двух плоскостях — официально-функциональной и личностно-бытовой.

Польша с нетерпением ждала освобождения от немецко-фашистской оккупации и осознавала как наиболее вероятный, реальный вариант, что это освобождение придет с Востока. Однако польское общество не было единым, и ожидание это было разным. У слоев населения, ориентированных на лондонское эмигрантское правительство, были опасения как в том, что советские войска могут лишить Польшу независимости, так и в том, что в ней будет создана просоветская политическая и социально-экономическая модель. Стремясь предотвратить такой ход истории, они создавали свои вооруженные формирования (Армия Крайова), зачатки властных структур на местах, надеялись на помощь западных союзников. В ряду самых крупных акций этой части польского населения была организация и осуществление героического и трагического Варшавского восстания, которое с военной точки зрения оказалось нецелесообразным, но имело преимущественно политический смысл — установление власти «лондонского правительства» в столице до прихода советских войск.

Существовали и другие, весьма значительные слои, которые, напротив, приветствовали возможное развитие событий по советскому сценарию, по крайней мере, в части социальных преобразований. Особенно активны в этом отношении были сторонники Польской рабочей партии и других левых организаций, бойцы Армии Людовой и др.

Основная масса польского, преимущественно крестьянского населения была аполитична, нейтральна или политически дезориентирована. Для нее были важны прежде всего гарантии жизни и собственности, сохранение или упрочение имущественного положения, возможность ведения самостоятельного хозяйства, налаживание нормальной мирной жизни и бытовых условий.

Советские войска перед вступлением в Польшу также имели целый комплекс политико-идеологических и социокультурных установок и стереотипов в отношении этой страны и ее населения, которые частью были сформированы до войны средствами государственной пропаганды и системы образования (образы «панской Польши», «белополяков», «угнетателей братского белорусского и украинского народов» и др.), частью — в ходе самой войны (как «жертвы немецкого фашизма — братского славянского народа, который нужно освободить»), частью — в результате разъяснения директив командования о вступлении Красной Армии на территорию Польши (о «Великой освободительной миссии», поведении советских войск за границей, об отношении к польскому населению и др.). Весьма неожиданными для солдатской массы были установки уважать частную собственность местного населения, «не лезть в чужой монастырь со своим уставом», в том числе не мешать деятельности католической церкви и даже не трогать «классово чуждые элементы» (помещиков, крупных хозяев и т. п.), если они не проявляли открытых враждебных действий против Красной Армии и утверждавшихся при ее поддержке властных структур Польского комитета национального освобождения.