Противники - [5]

— Вы работаете? — спросил Дэвид.

— А дверь разве заперта? — парировал Абнер. На нем был белый фартук, и он вытирал пивную кружку. У него оказались толстые волосатые руки. И хотя на первый взгляд он не отличался приветливостью, у него было открытое лицо бывалого бармена, который уже все на свете слышал.

— Наверное, нет. — Дэвид медленно подошел к бару, бросил взгляд направо и в дальнем конце стойки увидел мужчину, который, судя по всему, отключился, хотя до сих пор держал стакан в руках.

Дэвид снял свое угольно-серое пальто и повесил на спинку барного стула. Он присел, посмотрел на ряды бутылок алкоголя, выстроенные перед ним, оглядел зеркала, и пивные краники, и дюжины стаканов, которые Абнер красиво расставил позади стойки, а когда окончательно освоился, спросил:

— Что порекомендуете до восьми утра?

Абнер посмотрел на мужчину, выглянув из-за стойки, и произнес:

— Как насчет кофе?

— Его я уже выпил. Завтрак у вас есть?

— Да, он называется «Кровавая Мэри».

— Давайте одну порцию.

Рошель Гибсон жила в субсидированной квартире вместе с матерью, одной из своих дочерей, двумя внуками, племянниками и племянницами, состав которых периодически менялся, а иногда даже с кузенами, нуждавшимися в крыше над головой. В попытках выбраться из этого хаоса она часто сбегала на работу, где временами было еще хуже, чем дома. Рошель приходила в офис каждый день около 7.30 утра, отпирала дверь, приносила с крыльца газеты для обоих партнеров, включала свет, настраивала термостат, готовила кофе и проверяла Эй-Си — собаку фирмы. Рошель что-то мурлыкала, а иногда даже тихо пела, занимаясь своими рутинными делами. Она никогда не призналась бы в этом ни одному из своих начальников, но гордилась должностью юридического секретаря, даже в таком месте, как «Финли энд Фигг». Когда ее спрашивали о работе или профессии, Рошель всегда сразу заявляла, что она «юридический секретарь». Не какой-нибудь примитивный секретарь, а юридический. То, чего миз Гибсон не хватало в образовании, она с лихвой возмещала за счет опыта. Восемь лет труда в фирме на оживленной улице позволили ей хорошо изучить закон, а еще лучше — юристов.

Эй-Си был дворнягой и жил в офисе, поскольку никто не хотел забирать его домой. Он принадлежал всем троим — Рошель, Оскару и Уолли в равных долях, хотя в действительности заботилась о нем Рошель. Он откуда-то сбежал и нашел приют в «Ф энд Ф» несколько лет назад. Весь день пес спал на маленькой подстилке возле Рошель, а всю ночь бродил по офису, охраняя его. Он более или менее подходил на роль сторожа и лаем отпугивал воров, вандалов, а порой даже разозленных клиентов.

Рошель покормила его и налила в миску воды. Из маленького холодильника она достала упаковку клубничного йогурта. Когда кофе был готов, она налила себе чашку и окинула взглядом стол — как всегда, безупречный порядок. Стол из хрома и стекла, массивный и внушительный, был первым, что видели клиенты, едва миновав главный вход. Кабинет Оскара был относительно аккуратным. А вот кабинет Уолли — настоящей свалкой. Но партнеры сидели за закрытыми дверьми, а Рошель всегда находилась на всеобщем обозрении.

Она открыла «Сан таймс» и занялась первой страницей. Рошель читала медленно, потягивала кофе, ела йогурт, тихо напевая, пока Эй-Си храпел у нее за спиной. Рошель любила эти спокойные минуты раннего утра. Совсем скоро начнет разрываться от звонков телефон, появятся юристы, и потом, если им повезет, прибудут клиенты, одни по записи, другие — нет.

Чтобы быстрее расстаться с женой, Оскар Финли уходил из дома каждое утро в семь, но очень редко появлялся в офисе раньше девяти. Примерно два часа он путешествовал по городу: останавливался в полицейском участке, где кузен передавал ему отчет о происшествиях, заходил поздороваться с водителями эвакуаторов и раздобыть сведения о недавних авариях, распивал кофе с человеком, владевшим двумя не самыми дорогими похоронными бюро, отвозил пончики в пожарную часть, болтал с водителями службы «Скорой помощи» и периодически наведывался в свои любимые больницы, где расхаживал по многолюдным коридорам, окидывая наметанным взглядом пациентов в поисках тех, кто получил травмы по чьей-то вине.

Оскар прибыл в девять. Уолли же, в жизни которого было куда меньше порядка, мог влететь в офис в 7.30, взбодрившись кофеином и «Ред буллом», и в такие дни он сумел бы засудить любого, кто перешел бы ему дорогу. Иной раз, впрочем, притаскивался в 11.00 с опухшими глазами и головной болью от похмелья и быстро прятался у себя в кабинете.

В этот судьбоносный день, однако, Уолли прибыл за несколько минут до восьми с широкой улыбкой и ясным взглядом.

— Доброе утро, миз Гибсон, — уверенно произнес он.

— Доброе утро, мистер Фигг, — ответила она в такой же манере. В «Финли энд Фигг» всегда царила напряженная атмосфера, ведь поводом для перепалки сотрудников фирмы мог послужить всего один неуместный или даже вполне безобидный комментарий. Слова подбирались тщательно и выслушивались с пристрастием. Обмен обычными утренними приветствиями также проводился с большой осторожностью, ибо они тоже могли перерасти в словесную баталию. Даже употребление слов «мистер» и «миз» было тщательно продумано и имело свою историю. Еще давно, когда Рошель была клиентом, Уолли имел глупость назвать ее «девушкой». Это звучало примерно так: «Послушайте, девушка, я делаю все, что в моих силах». Разумеется, он не хотел ее обидеть, и слишком бурная реакция Рошель в данном случае была неоправданна, но с тех пор она настаивала, чтобы к ней обращались как к «миз Гибсон».