Против течения - [5]
На его стук вышел паренек, заспанный и невероятно молодой, — высокий тощий юнец в джинсах и футболке, с вытянутым лицом в вороньем гнезде старательно запущенных черных волос, покрывавших лоб, щеки и подбородок, оставляя на виду только глаза, нос и губы. На серебряной цепочке на шее у него болтался золотой амулет — символ мира. «Господи боже, — подумалось Ракману, — да это и впрямь Эл, каким я его знал в 1973-м. Призрак из прошлого. Только призрак здесь я».
— Да? — невнятно пробормотал паренек.
— Эл Мортенсон, верно?
— Да… — Это было сказано напряженно, холодно, отчужденно, ворчливо.
Что за черт, какой-то незнакомый старикан заявился, бог весть чего ему надо в такую рань — тут даже невозмутимого Эла проймет подозрительность. Ракман не нашел ничего лучшего, как прямо приступить к рассказу:
— Я понимаю, что тебе это покажется очень странным. Но я прошу тебя потерпеть. Мое лицо тебе совсем незнакомо, Эл?
Конечно незнакомо. Он был куда плотнее Фила Ракмана из 1973-го, его окладистая борода осталась в далеком прошлом, и одет он был в клетчатый костюм, какого в семьдесят третьем не надел бы даже старик. Все же он заговорил — тихо, серьезно, настойчиво, убедительно, в лучшем коммивояжерском стиле. Прибегая к этому стилю, он мог всучить самый тяжелый внедорожник ветхой старушке из россмурского дома престарелых. Он начал с того, что мельком упомянул соседа Эла по квартире — Фила Ракмана. «Кстати, его нет дома?» Нет, слава богу, его не было, а потом попросил Эла приготовиться выслушать самую невероятную историю и, не дав тому времени возразить, быстро и плавно перешел к сообщению, что он и есть Фил Ракман — нет, не отец Фила, а тот самый Фил, который снимает с ним квартиру, только в действительности он — Фил Ракман из 2008-го, которого вдруг захватило что-то, чему он не подберет другого названия, как неудержимое, словно на санках, скольжение назад во времени.
Чувства, сменявшиеся на лице Эла, читались даже сквозь дебри волос: сперва недоумение, потом досада, граничащая со злостью, потом понемногу пробуждающееся любопытство, проблеск интереса к столь невероятному происшествию («Эй, парень, тебя заносит! Остынь!»), а потом, медленно, медленно, медленно, переход от граничащего с враждебностью скепсиса через умеренное любопытство к зачарованному вниманию и, наконец, к ошеломленному доверию, когда Ракман, словно фокусник, забросал его фактами из их совместной жизни, о которых не мог знать никто, кроме них. Тот случай летом 1972-го, когда они с Элом и их тогдашними подружками отправились в поход в Сьерры и весело трахались на гладком скалистом утесе у горного ручья в полном, как они полагали, уединении восьми тысяч футов над уровнем моря, когда мимо них по тропе промаршировал отряд обалдевших бойскаутов; и та длинноногая девчонка из Орегона, которую Ракман снял на уик-энд и у которой суставы как будто выворачивались во все стороны, такие чудеса секса она им продемонстрировала; и тот подвиг, когда они с парой подружек, разжившись полуфунтом травки, устроили междусобойчик на трое суток без перерывов на сон; и случай, когда они с Элом на пасхальные каникулы автостопом отправились в Биг-Сур — Фил с большой грудастой Джинни Бердслей, а Эл с маленькой горячей Никки Розенцвейг, достали ЛСД и устроили совершенно безумную ночь в уединенной роще мамонтовых деревьев…
— Нет, — перебил его Эл. — Этого еще не было. До пасхальных каникул еще три месяца. И я не знаю никакой Никки Розенцвейг.
Ракман сладострастно закатил глаза:
— Узнаешь, парень. Поверь мне, узнаешь! Джинни вас познакомит и… и…
— Так вы и мое будущее знаете.
— Для меня это не будущее, — сказал Ракман. — Это далекое прошлое. Когда мы с тобой жили здесь на Дана-стрит и вовсю наслаждались жизнью.
— Но как же это может быть?
— Думаешь, я знаю, дружище? Я только знаю, что это случилось. Это я, вправду я, качусь назад по времени. Взгляни на мое лицо, Эл, попробуй мысленно проделать компьютерную симуляцию — черт, здесь еще нет персональных компьютеров, да? — ну, попробуй мысленно состарить меня, добавь седины и жирка, но оставь тот же нос, Эл, тот же рот… — Он покачал головой. — Погоди-ка! Смотри! — Он вытащил водительское удостоверение и сунул ее парню. — Видишь имя? А фото? И дату рождения! А взгляни, когда кончается срок действия. В две тысячи одиннадцатом!
А вот посмотри на эти пятидесятидолларовые банкноты. На них даты. И на кредитку посмотри — это «Виза». Ты хоть знаешь, что такое «Виза»? У нас в семьдесят третьем были кредитки?
— Господи, — ошарашенно, чуть слышно прошептал Эл. — Господи Иисусе, Фил. Ничего, если я буду звать вас Филом, да?
— Конечно, я Фил.
— Слушай, Фил… — Тот же призрачный шепот, голос потрясенного до глубины души человека. Ракман прежде никогда не видел, чтобы Эла так встряхнуло. — Скоро книжная лавка открывается. Мне надо на работу. Ты подожди здесь, чувствуй себя как дома. — Он неестественно хихикнул. — Да ты и так здесь дома, правда же? Так сказать… в общем, жди здесь. Отдохни, расслабься. Можешь, если хочешь, выкурить косячок. Думаю, ты знаешь, где я держу траву. Подходи к Коди к часу, мы перекусим и обо всем поговорим, о'кей? Я все хочу знать. Из какого ты, говоришь, года? Из две тысячи одиннадцатого?
